Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1914 год. Начало - Олег Айрапетов

Тем не менее с началом военных действий германское командование отнюдь не охлаждало наступательный пыл Ф. Конрада фон Гетцендорфа. Г фон Мольтке, Т. фон Бетман-Гольвег, Г фон Ягов в конце июля 1914 г. буквально бомбардировали Вену телеграммами, убеждающими Франца-Иосифа и Конрада отказаться от наступления в Сербии в пользу удара в Галиции142. Австрийцы соглашались, но это согласие было мнимым, они по-прежнему хотели прежде всего расправиться с сербской армией. 1 августа в Австро-Венгрии была объявлена всеобщая мобилизация. Решение об этом было принято в 11 часов 30 минут 31 июля. Кампанию решили начать с удара по Сербии. Л. фон Бертхольда, беспокоившегося, что в этом случае вступление в войну России станет неизбежным, Ф. Конрад фон Гетцендорф успокоил словами: «Если русские нас не затрагивают, то и нам не следует их затрагивать. Обстановка такова, что для отчаяния нет причин. Если наша мобилизация будет своевременно проведена, мы с самого начала противопоставим 27,5 наших дивизий 33 русским»143.

Убежденность Вены не преломило даже обращение самого Вильгельма II, который 31 июля в 16 часов 30 минут, после вручения ноты о русской мобилизации в Петербурге, обратился к Францу-Иосифу со словами: «Величайшее значение имеет то, чтобы Австро-Венгрия ввела в дело против России свои главные силы и не раздробляла их одновременно наступлением против Сербии. Это тем более важно, что значительная часть моей армии будет связана Францией. В гигантской борьбе, в которую мы вступаем плечом к плечу, Сербия играет совершенно второстепенную роль и требует только самых необходимых оборонительных мероприятий. На успех войны и вместе с тем на прочность наших монархий можно надеяться только в том случае, если мы оба бросим все наши силы навстречу новым могущественным противникам»144. Австрийцы не спешили реализовать эти призывы, предпочитая выждать и выяснить обстановку, и в итоге только 4 августа они смогли назначить началом мобилизации против России145. В результате войска 2-й австро-венгерской армии ожидали обратной отправки в Галицию с 12 по 18 августа и окончательно были перевезены только к 8 сентября. В решающий момент Галицийской битвы четверть всей армии Австро-Венгрии провела на колесах между Балканами и Галицией146.

По довоенной информации русского Генерального штаба, пять немецких корпусов первой линии и несколько резервных дивизий (то есть примерно 13 дивизий) до победы на западе должны были обороняться в Восточной Пруссии, в то время как австрийцы выставят 10 корпусов в первой линии в трех армиях по линии Тарнополь – Львов – Ярослав, откуда они нанесут удар в северо-восточном направлении, и три корпуса во второй линии в районах Яворова, Львова и Бережан. Второй линии предстояло обеспечить правый фланг и тыл первой. Концентрация австро-венгерской группировки, развернутой против России, в основном должна была быть закончена к вечеру 15-го дня мобилизации (21 августа)147. На самом деле австрийская дислокация и направление главного удара претерпели в 1913 г. изменения в связи с планами Ф. Конрада фон Гетцендорфа нанести главный удар на север148. В Западной Галиции, на нижнем Сане, были собраны две армии: 1-я – в составе трех корпусов и двух кавалерийских дивизий и 4-я – в составе трех корпусов и двух кавалерийских дивизий. Несколько корпусов образовали резерв этих армий в районе Самбора. В Восточной Галиции в районе Тарнополя находилась лишь группа Г Кевеша в составе двух корпусов, отдельной дивизии ландштурменной бригады, восточнее Львова – еще один корпус, составивший ядро 3-й армии149.

Эти изменения остались незамеченными и в Ставке, и в штабе ЮгоЗападного фронта. Там исходили из данных, полученных в 1909–1910 гг. и 1911–1912 гг.150 План генерала М. В. Алексеева, основанный на информации, полученной перед войной от агентуры в Австро-Венгрии, «оказался не соответствующим новой обстановке»151. Во всяком случае, нельзя не вспомнить, что А. А. Самойло в предвоенный период отмечал «безразличное, если не сказать отрицательное отношение к делу разведки со стороны Алексеева»152. А. А. Самойло сообщал об этом, поскольку разведка имела информацию, что основная масса австрийцев разворачивается по линии Краков – Львов с целью использовать разницу в мобилизационной готовности двух армий: австрийской – в основном на 14-й день, русской – основном на 23-й день153.

В период мобилизации и боевого развертывания австро-венгерской стороне удалось сохранить в секрете произошедшие изменения, русское командование не сумело воспользоваться превосходством в кавалерии, которая не могла проникнуть в глубь австрийской территории и не только не помешала мобилизации противника, как предполагалось, но и не дала сколько-нибудь значительной информации о его намерениях154. Произошло это прежде всего потому, что на левом, западном берегу Вислы русская кавалерия оказалась практически без поддержки пехоты. Против 34 батальонов германского ландвера генерала Р. фон Войрша здесь стояли 57 русских эскадронов и сотен и только четыре батальона пехоты155. Впрочем, малорезультативно русская конница действовала и в Восточной Пруссии. Уже в первые дни войны немцам удалось развернуть завесу из пограничного ландштурма, поддержанного ландверными частями дивизионной конницы156. С конца XIX в. в германской и австрийской военной периодике открыто обсуждались меры по борьбе с «татарским набегом» русской конницы157. Противник ждал большое кавалерийское вторжение в Восточную Пруссию и систематически готовился к его отражению158.

Офицер штаба 13-го армейского корпуса описал, с чем пришлось встретиться нашим кавалеристам: «Немцы со свойственной им тщательностью и систематичностью использовали все природные условия этого театра, усилили их, сгладили недостатки. Перешейки в районе Мазурских озер были замкнуты долговременными укреплениями, наиболее доступная часть прохода между Мазурскими озерами и морем находилась под угрозой (с севера) крепости Кёнигсберг. Всюду на перешейках блокгаузы, всюду, где можно, проволока. На тех участках, как, например, западнее Ортельсбурга, где на некотором протяжении было мало озер, их заменили проволочными заграждениями с проволокой толще пальца руки, недоступной обыкновенным ножницам для разрезывания проволоки. Окраины деревень, осушительные канавы на болотах – все обильно затянуто проволокой. С объявлением мобилизации за этой проволокой были вырыты окопы, и окраины большинства деревень обратились в укрепленные пункты, о которые честно и добросовестно разбивались наши разъезды и эскадроны, брошенные с началом войны в Восточную Пруссию»159.

Проволоку часто было нечем резать: на эскадрон выделяли 1–2 ножниц для резки, и поэтому кавалеристам приходилось рубить ее шашками. Восточная Пруссия, по общему убеждению, стала регионом, в котором было сделано все, чтобы исключить возможность удачных действий русской кавалерии160. Тем не менее на второй день войны некоторые ее части все же смогли проникнуть в глубь германской территории до 50 верст161. 25 июля (7 августа) 6-я и 15-я кавалерийские дивизии разрушили железную дорогу Сольдау – Нейденбург на протяжении пяти верст, а также виадуки и полустанок Шевкен162. Впрочем, особого эффекта рейды не давали: на всех важных участках всадники встречали стойкое сопротивление, а характер местности исключал возможность свободного маневра. На четвертый день войны к бою были готовы германские части первой линии, и русская кавалерия отошла от границы163. Теперь ее самостоятельные действия были не только бессмысленны, но и опасны. Таким образом, успехи конницы в Восточной Пруссии были кратковременны и незначительны.