Чёрные цветы - Николь Лесперанс

раскапывала её могилу. Он держит её в каком-то тайном месте, но за все эти годы мне так и не удалось его найти.

– Он сказал, что это остров прячет Вайолет, а не он. – Я сама удивилась, с чего это мне приспичило оправдывать Иону.

– И ты ему поверила? – спросила Леонора.

– Не думаю, что это имеет значение. Всё равно это ужасно.

– Иона Брук – ужасный человек. – Леонора щёлкнула зубами.

С опушки прилетела летучая мышь и уселась ей на голову, она зашипела и сорвала её заодно с пучком волос. Иона подслушивал. Но не пытался остановить – значит, он хотел услышать, что мы скажем.

– По-твоему, он был таким мерзавцем с самого начала? – спросила я, вспомнив, как застала его плачущим в первую ночь на пляже. Интересно, если время, проведённое на острове, так извратило его личность, изменились ли при этом самые сокровенные части его души или просто вылезло на поверхность то, что уже там было?

– Да мне плевать, – сказала Леонора, но как-то нервно провела рукой по волосам. – Сюда.

Она пошла вокруг дома, и лампа бросала причудливые тени на провалы на месте её щёк. Меня пробрал озноб, стоило ей поднять крышку над входом в туннель, и каждая клетка тела протестовала, но я послушно стала спускаться следом за нею.

– Закрой за собой, – прошептала она, и я заковыляла обратно, напоследок глотнув воздуха перед тем, как закрыть нас в этом сумрачном и сыром могильнике.

Услышав громкий плеск, я поспешила вниз, обмирая от ужаса. Лампа стояла на каменном выступе и отбрасывала блики на чёрную поверхность воды, но была слишком слаба, чтобы осветить всю пещеру. На самом краю кружка света плавали две костлявые ноги. Громко сглотнув, я подняла лампу и успела разглядеть, что Леонора лежит на воде, а платье колышется вокруг подобно листьям диковинной водоросли.

– Как ты выдерживаешь этот подвал? – спросила я, присев на корточки у края воды. Наверное, так мы чувствовали бы себя в брюхе какого-нибудь ночного хищника. Вдобавок Леонора, плавающая вот так, выглядела в точности как мертвец.

Её смех рассыпался по стенам, как убегающие пауки.

– Я выдерживаю, потому что Иона не переносит это место и не полезет сюда за мной.

– И я его понимаю. – Я попыталась растереть руки, но они так и остались покрыты гусиной кожей. – Но ведь он всё равно нас слышит, верно?

– Да. Поэтому думай, что говоришь.

– Я хочу узнать обо всём, что случилось с тобой после прыжка в сердце, – сказала я. – Иона сказал, что, если я сделаю это, остров отпустит Вайолет.

Леонора осталась неподвижно лежать на воде, но повернула голову в мою сторону.

– И что ты ему сказала?

– Я сказала, что мне надо подумать.

– Но почему ты это делаешь? – Лицо Леоноры по-прежнему было повёрнуто ко мне, наполовину скрытое под водой, и мне пришлось напомнить себе, что это не страшно, потому что ей не надо дышать. Ах, если бы мне удалось рассказать о своих планах так, чтобы не подслушал Иона. Я бы попросила её мне помочь.

– Он обещал вернуться за мной, – сказала я, и от булькающего хохота Леоноры мне едва не стало дурно.

– И ты ему снова поверила?

– Да. – Я подмигнула как можно медленнее и выразительнее, надеясь, что она поймёт. – Я останусь здесь и буду нырять, пока не исцелюсь, а тем временем Иона найдёт ещё кого-то, кого остров полюбит и возьмёт на моё место.

– И ты правда собралась сделать это для Вайолет? – Леонора уставилась в потолок. – Для меня?

– Конечно, – ответила я, хотя до дрожи боялась, что она мне не поверит. – Я же обещала помочь.

– Не знаю, что сказать. – У неё прервался голос, и вина вонзилась в меня, как острие ножа. – Спасибо.

– Это… это пустяки, – пролепетала я, хотя это было неправдой. – Но прежде чем я это сделаю, я хочу знать, что мне предстоит. Ты не могла бы вспомнить это для меня?

– Мы устроили обряд. – Леонору внезапно пробила дрожь. – Наше жалкое подобие свадьбы, где он дал клятву любить меня вечно и поцеловал губами, полными лжи. Я была такая дура, такая счастливая. Я рассмеялась и прыгнула.

У меня все сжалось внутри при мысли о Леоноре, такой же юной и прекрасной, как её статуя, добровольно бросающейся в эту бездну.

– Как долго ты падала? – спросила я.

– Я падала так долго, что уже испугалась: не заснула ли я по пути. Потом возникло чувство замедления: падение замедлилось, сердце замедлилось, время замедлилось, и когда я наконец упала на дно, было совсем не больно. – Она снова повернула голову вбок. – Но в этой воде боли вообще не бывает, верно?

– Да. – Я была уверена, что, если поплыву в этой страшной воде с Леонорой, вся боль уйдет из моих лёгких, но я бы в жизни на такое не решилась.

– Я упала в тесную пещерку, где воды было по пояс, – продолжала Леонора. – Пульс там был такой сильный, что вздрагивали стены. Я не могла думать. Я могла лишь смотреть. Я не понимала, что происходит. Вода продолжала поступать, но глубже не становилась, и стены так и бились: «Буум, буум, буум», – Леонора в такт ударила себя по груди. – Я не слышала собственного крика.

Слушая её, я машинально стала дышать глубже, чтобы не паниковать, представляя себе это навевающее клаустрофобию, грохочущее подземелье.

– Потом вода перестала течь, – сказала Леонора. – И ноги как будто стало всасывать, но я не смогла сдвинуться с места. Мне некуда было деться. Это свалило меня с ног и утянуло куда-то вниз. Я попала в такой тесный туннель, что едва протискивалась через него. Я кое-как подняла руки над головой, и тогда полетела так быстро, что совсем не представляла, где верх, где низ. Там не было воздуха. А я не могла остановиться. Я не могла дышать. Но мне надо было дышать.

Именно с такими паническими приступами я училась справляться, когда занималась дайвингом, однако это случилось слишком быстро, и я не успела ничего сделать. Картины несчастного случая, те самые, от которых я хотела избавиться, вернулись во всей красе. Судороги. Агония в голове и в лёгких. Необоримое желание сделать вдох.

– И так всё и случилось, – сказала Леонора. – Это был конец. Я помню, что отчаялась так, что поддалась желанию вдохнуть в этой воде, и всё исчезло.

– Я тоже утонула. – Слёзы заливали мои щёки, и я попыталась их смахнуть. – Но я не отчаялась, когда это случилось. Я была в ярости.

Леонора перевернулась и поплыла к берегу. Она тоже плакала, только