Супердвое: убойный фактор - Михаил Ишков

Дядя Толя кивнул еще раз.

С отцом я встретился позже, когда уехал за границу.

– Они сумели отыскать согласие? – не удержался я.

– Более того, стали родными братьями. В Дюссельдорфе сразу после победы поменяли утерянные якобы при бомбежке документы. Подали прошение, в котором заявили, что являются кровными родственниками. Так они стали Мюллерами. Фамилию Шеелей отец вернул за год до того, как они с Магди обзавелись сыночком, – Петр Алексеевич не без гордости ткнул себя пальцем в грудь.

– И так бывает, – согласился я.

Шеель поднял стакан и провозгласил:

– Вечная память Сорокиной Тамаре Петровне, которой не суждено было стать баронессой! Бом, бом…

Он был достойный отпрыск Трущева. Того и гляди, начнет ссылаться на Заратустру или на Нильса Бора.

– Когда я стал постарше, дед рассказал, что в медсанбат, где служила мама, угодила бомба.

Он обреченно, как Трущев, махнул вилкой.

– Всех разом! Раненых, медперсонал… Тогда были жестокие бои под Ржевом. Я еще в комсомоле в тех местах собирал останки наших погибших солдат. Мечтал – вдруг могилу матери найду.

– Нашел?

Он зажевал сто граммов и объяснил:

– Мне по службе пришлось бывать в горячих точках. Там я лично убедился, какой бывает итог, когда стокилограммовая бомба угодит в жилой дом.

– В какой точке?

– В Сухуме. Слыхал о таком городе?

Я кивнул. В памяти невольно всплыла фраза – «…райский остров Сухум! Магнолии в цвету, молодое вино «маджарка». Там я познакомился с Таней. Вернулись в Москву вместе».

Разговор окреп.

– Потом демобилизовался, помотался по Москве и уехал к отцу…

– Куда?

– Не важно.

Он достал портсигар, закурил. Помнится, точно такой же был у Трущева. Заметив мой интерес, Шеель пододвинул его поближе ко мне.

– Деду от самого Берии, – добавил он. – На память. За добросовестную службу.

Да, это был тот самый раритет, я сразу узнал его. Громадный, увесистый, серебряный, со знакомым рисунком на крышке – охотник вскинул ружье и целится в пролетающих мимо уток. Я пересчитал уток – их было пять, испуганных, готовых метнуться в разные стороны. Ожидание смертельного выстрела было передано точно и впечатляюще.

Я вернул портсигар.

– Перейдем к делу. Ваши персонажи, точнее, главные герои, считают – вам не с руки бросать роман.

– Это вселяет надежду. Это просто радует, что они так считают. Только пусть подскажут, о чем писать? От Трущева мне достался набор дурацких схем, на которых утверждается, что «любовь» и «привязанность» сближают людей, а «неприязнь» и «себялюбие» разделяют. Прибавьте к этому простодушию сборник афоризмов, а также воспоминания, в которых подробно изложены речи, которые он произносил на торжественных собраниях, посвященных тридцатилетию органов и прочим красным дням в календаре, а о ваших родственниках чуть-чуть, только даты и скромное описание событий. Мне также предлагали взять на память собрание сочинений Ленина, а если унесу, то и Сталина. Я бы унес, если бы для дела, но подскажите, как выжать из всех этих материалов элементарный сюжет?

– Я кое-что привез. Там есть много полезного с фактической точки зрения, но главное – ваши герои готовы пообщаться лично, поболтать о том о сем.

– О согласии, например?

– А что, можно и о согласии. Это занятная штука.

– Чем же? – усмехнулся я.

– Помогает жить.

– Или выжить?

– Это кто как предпочитает. Мне, например, помогла. Но вернемся к делу. Откровенность будет обеспечена, правда, есть одно условие – встретиться нужно за границей. В Москве или в России это нежелательно.

Я, пытаясь избавиться от внезапно подстегнувшей меня мысли о возможности содрать дополнительный гонорар с героев своего романа, энергично потер виски. Получить взятку от своих же литературных героев – это прикольно! Будет над чем посмеяться с братьями-литераторами в известном московском клубе, расположенном возле Садового кольца.

– Это будет дорого стоить.

– Вы о чем?

Я дал задний ход. Не знаю, что остановило меня – то ли дремучие советские предрассудки, то ли догадка – не откровенное ли это безумие брать деньги за то, чтобы сдохнуть где-нибудь под забором, а не в своей постели?..

– Это я так, к слову, – откликнулся я.

Шеель придвинул портсигар.

– Это вам в качестве компенсации за расходы.

– Что вы! Не надо!..

– Это просьба деда, в память о вашем плодотворном сотрудничестве.

Мне привиделся укоризненный взгляд, каким одарил меня из могилы Трущев, грозящий палец отца – совсем скурвился, гаденыш!

Все-таки гнусное мы поколение. Зачем ломаться? Дважды два все равно восемь или сколько вам угодно, а деньги лишними не бывают, тем более музейные ценности.

Я накрыл портсигар рукой и интеллигентно сгреб со стола.

– В таком случае выбор места я оставляю за собой.

– Как прикажете, – равнодушно согласился барон. – Вы же у нас летописец.

– Прошу без иронии.

– Mein Gott, какая ирония! Не по собственной же воле я помчался на историческую родину. Если бы не воля стариканов, я бы поостерегся появляться здесь.

– Вам грозит опасность?

– Экий вы проницательный! Это радует. Я серьезно. Или вы здесь, на Святой Руси, уже разучились разговаривать серьезно? Без подначек не можете? Кстати, – он с любопытством заглянул в стакан, – водка не паленая?

– Успокойтесь. В этом заведении мне дерьма не наливают.

– О-о, так вы здесь завсегдатай.

Полученных от барона листков было немного, с десяток. На первом, истертом донельзя, еще просматривалась сделанная от руки часть плана какого-то города. Чертеж был любительский, разномасштабный – вероятно, проба пера.

Надписи на русском: «озеро Леман», «цветочные часы», «проспект Флориссан», «железнодорожный туннель» – не оставляли сомнений – речь идет о Женеве.

Мое внимание привлек выполненный от руки рисунок. На нем была изображена исполинская пушка, из которой в направлении Луны вылетал громадный снаряд.

На следующих страницах короткие абзацы:

«…Заграничную командировку Первому, не без протекции Шахта, оформили через генерала Эмиля фон Лееба, начальника управления вооружения Сухопутных войск. Это был добрый знак – вон куда залетел наш орел…»

«…был послан в Женеву в качестве «особоуполномоченного по вооружению»».

«…поручено решить кое-какие вопросы, касавшиеся приемки зенитных установок «эрликон», поставляемых во Францию, в дивизию генерала Зевеке. Сами установки, представлявшие собой сдвоенные 35-милиметровые автоматы, производились в Цюрихе, но прицельные устройства собирали на заводе в Женеве. Понятно, что такая поездка не могла остаться без внимания со стороны гестапо. Однако никто в Москве не мог предположить, что колпак будет настолько плотен.