Война на уничтожение. Что готовил Третий Рейх для России - Егор Яковлев

• Возбуждение преследования за действия, совершённые военнослужащими и обслуживающим персоналом по отношению к враждебным гражданским лицам, не является обязательным даже в тех случаях, когда эти действия одновременно составляют воинское преступление или проступок.

• При обсуждении подобных действий необходимо в каждой стадии процесса учитывать, что поражение Германии в 1918 г., последовавший за ним период страданий германского народа, а также борьба против национал-социализма, потребовавшая бесчисленных кровавых жертв, являлись результатом большевистского влияния, чего ни один немец не забыл[500].

Таким образом, немецким солдатам сообщили, что наказание за преступления на Востоке необязательно и существует масса причин, которые оправдают насилие над советским гражданским населением.

Марк Солонин пытается снизить значение этого факта, ссылаясь на третий параграф второго раздела директивы. «Однако даже этот вскоре отменённый, а в ряде соединений никогда и не применявшийся преступный приказ отнюдь не освобождал солдат вермахта от ответственности за самочинные расправы с гражданскими лицами и уж тем более – не призывал к грабежам и изнасилованиям», – пишет он[501].

Однако из текста самого параграфа это совершенно не следует.

«Судья (а им, согласно приказу, был вышестоящий немецкий офицер. – Е.Я.) определяет, достаточно ли в случае привлечения к ответственности военнослужащего дисциплинарного наказания или необходимо судебное вмешательство. Судья занимается разбирательством за действия против местных жителей в военно-судебном порядке только тогда, когда требуется поддержание дисциплины или охраны войск. Речь идёт, например, о тяжёлых проступках, которые основаны на половой распущенности, вытекают из преступных наклонностей или являются признаком того, что войскам угрожает одичание. Подлежат наказанию преступления, из-за которых в ущерб собственным войскам бессмысленно уничтожаются кров, продовольственные запасы или другое трофейное имущество»[502]. Этот абзац, очевидно, оставляет множество лазеек для оправдания насилия, так как совершенно не называет конкретных действий (убийство, грабёж, изнасилование), за которые следует наказание, а отделывается общими формулировками («угроза одичания») и ясно предписывает заниматься судебным разбирательством не во всех, а только в некоторых случаях. Определять, какое преступление является «тяжёлым», а какое – нет, и могут ли его оправдать страдания германского народа после 1918 года, должны вышестоящие офицеры, которые часто сами принимали участие в том же самом преступлении или даже возглавляли его. Таким образом, общей сути третий параграф никак не менял. А в конце приказа следовала вполне прозрачная оговорка – «утверждать только такие приговоры, которые соответствуют политическим намерениям руководства»[503].

Отдельно стоит обсудить заявление Солонина, что этот приказ был вскоре отменён[504]. Здесь допущена явная ошибка. В конце июля 1941 года фельдмаршал Кейтель приказал лишь срочно уничтожить копии приказа «о воинской подсудности» в наступающих войсках, но без отмены его действия[505]. Доподлинно сказать, чем была вызвана эта лихорадочная команда, мы не можем, но совпадения по датам указывают на связь с контрударом советских войск под Сольцами 14–18 июля. На этом событии остановился в своих мемуарах «Утерянные победы» немецкий полководец Эрих фон Манштейн, что неудивительно: впервые он «утерял победу» именно там. Войска маршала Ворошилова не только отбросили противника с плацдарма на реке Шелонь, но и захватили инструкцию по «использованию химических снарядов и мин, а также дополнения к ней, разосланные войскам ещё 11 июня 1941 г. и содержащие указания по технике и тактике применения отравляющих веществ». 23 июля эти документы были опубликованы в «Правде» и получили широкий международный резонанс как доказательства планов Германии применить химическое оружие, запрещённое международными конвенциями. Таким образом, именно тогда к обороняющимся войскам впервые попал документ, содержание которого нацисты всячески хотели бы скрыть. Неудивительно, что в Берлине отреагировали нервно. «Главное командование требовало от нас объяснений, “как оказалось возможным”, что совершенно секретный документ попал в руки противника», – писал Манштейн[506]. Весьма вероятно, что именно боязнь попадания преступного приказа «о подсудности» к советским войскам и, как следствие, использования его в пропаганде заставила Кейтеля требовать немедленного уничтожения копий.

Что же касается смысла приказа, то он не только не отменялся, но подтверждался и развивался в целом ряде нормативных актов вермахта, изданных уже в ходе войны, таких как директива Кейтеля «О продолжении операций на Востоке» от 19 июля с дополнением от 23 июля, «О расстреле заложников» от 16 сентября 1941 года, приказ фельдмаршала Рейхенау «О поведении войск на Востоке» от 11 октября 1941 года и «Приказ о бандах» от 12 декабря 1942 года, который немецкий историк Норберт Мюллер вообще назвал «вторым изданием» приказа «о воинской подсудности». Солонин о них даже не упоминает.

Рассмотрим эти приказы внимательнее. Уже 23 июля 1941 года, спустя месяц после начала войны, Гитлер приказал дополнить директиву «О продолжении военных операций на Востоке» пунктом номер шесть, в котором говорилось:

«Имеющиеся для обеспечения безопасности в покорённых восточных областях войска ввиду обширности этого пространства будут достаточны лишь в том случае, если всякого рода сопротивление будет сломлено не путём юридического наказания виновных, а если оккупационные власти будут внушать тот страх, который единственно способен отбить у населения всякую охоту к сопротивлению… Не в употреблении дополнительных охранных частей, а в применении соответствующих драконовских мер командующие должны находить средства для поддержания порядка в своих районах безопасности»[507].

Однако спустя полтора месяц фюрер по-прежнему не был доволен ситуацией с покорением занятых регионов. Поэтому эзопов язык предыдущей директивы значительно конкретизировался. «Следует иметь в виду, что человеческая жизнь в странах, которых это касается, в большинстве случаев не имеет никакой цены и что устрашающего действия можно добиться лишь с помощью исключительно жестоких мер. Искуплением за жизнь каждого немецкого солдата в таких случаях должна служить в общем и целом смертная казнь 50–100 коммунистов. Способы этих казней должны ещё увеличивать степень устрашающего воздействия»[508].