Братство Конца - Евгений Малинин

Это, без сомнения, был рабочий кабинет. Только очень большой. Справа вдоль всей стены тянулись высокие стрельчатые окна, стекла которых были затенены непонятной легкой дымкой. Свет сквозь эти стекла проходил беспрепятственно, но был каким-то рассеянным, чуть персикового оттенка. По левой стене располагались книжные шкафы, сплошь заставленные различного размера книгами, тубусами со свитками, маленькими статуэтками самого разного, порой весьма фривольного вида, другими предметами не совсем понятного для меня назначения. На полу во всю ширину кабинета был постелен ковер, намертво глушивший шаги. У дальней стены стоял совсем небольшой для комнаты таких размеров письменный стол, рядом с которым притулился низенький журнальный столик.

Все это я окинул одним взглядом, поскольку долго осматриваться мне не позволили.

– Проходи, проходи, дорогой Гэндальф… – раздался от стола негромкий спокойный голос, звучавший так, словно его хозяин стоял рядом со мной. – Не стесняйся, будь как дома…

Не знаю почему, но от такого обращения меня слегка передернуло, вот уж чего я не хотел, так иметь это место своим домом! Однако не мог же я игнорировать приглашение хозяина кабинета, поэтому я двинулся к столу по пружинящему под ногами ковру. Подойдя ближе, я с некоторым недоумением уставился на человека, сидевшего на хозяйском месте.

В большом, глубоком, мягком кресле, развалясь и положив ноги на совершенно пустой стол, расположился довольно молодой пижонистый парень, одетый в некое подобие камзола. Сам костюм и прилагавшиеся к нему штаны были чистого черного цвета, широкий отложной воротник и манжеты на рукавах серебряные. На выставленных для всеобщего обозрения черных ботфортах сияли серебряные же шпоры, которыми их владелец немилосердно царапал столешницу. Если это был пресловутый Епископ, то выглядел он скорее как испанский вельможа или английский пират из романа Сабатини.

– Присаживайся… – небрежно махнул он кистью, затянутой в черную перчатку, в сторону гостевого кресла, значительно уступавшего в комфортности его собственному. Поскольку выбирать все равно было не из чего – кресло было единственным, – я стащил с головы голубую шляпу и бросил ее на журнальный столик. Затем уселся в кресло, слегка подобрав мой самодельный длиннополый плащик, водрузил свои сапоги рядом со шляпой, практически повторив позу хозяина, и, повернувшись к нему, изобразил внимание.

– Ну что ж, поговорим? – не то спросил, не то предложил тот и произвел пальцами малоуловимый жест. На столе, рядом с его ботфортами возник серебряный поднос с высоким серебряным кувшином и двумя бокалами на тонких ножках. Хозяин не глядя лениво протянул руку, и тотчас на кувшине откинулась крышечка и он наклонился, наполняя один из бокалов. Рука в перчатке нетерпеливо пошевелила пальцами, и наполненный бокал, плавно снявшись с места, поплыл в ее сторону, стараясь не расплескать ни капли.

Парень пригубил напиток и приподнял бровь:

– Ну что же ты, угощайся, вино отнюдь недурственно!

«Пижон и показушник… – подумал я, начиная заводиться, – …дон Сезар да Баран!..» – и в свою очередь, растопырив пальцы, ткнул ими в сторону кувшинчика. И этот серебряный пузан вместо того, чтобы наполнить второй бокал, поплыл к моей руке сам! Ну, я, конечно, не растерялся и, ухватив его за изысканно изогнутую ручку, нажал на педальку, открывающую крышечку, после чего приник к горлышку. Вино и вправду было неплохим, но еще большее удовольствие я получил от созерцания изумленной рожи Епископа. И ножки свои он со стола сдернул! Чтобы лучше видеть, что это такое я вытворяю с его посудой!

К тому моменту, когда я закончил дегустацию и отправил наполовину опустевший кувшинчик назад, хозяин кабинета несколько пришел в себя. Закрыв рот и довольно улыбнувшись, он проговорил:

– Ну вот, я лишний раз убедился, что ты именно тот, кто мне нужен!

– Я-то тебе, может, и нужен… – вздохнул я и поерзал в своем кресле, устраиваясь поудобнее и чувствуя, что ярость уже переполняет меня. – Весь вопрос в том, нужен ли ты мне?

– Да я просто тебе необходим! – с энтузиазмом ответил Епископ. – Выслушай меня внимательно!..

– Нет, это ты выслушай меня внимательно! – перебил я его. – Сначала ты вернешь мне мой посох, затем дашь мне встретиться с моими друзьями. Вот когда я буду уверен, что с ними все в порядке, тогда мы, может быть, и продолжим нашу милую беседу. А до этого – никаких разговоров!

Епископ молчал очень долго, не сводя с меня спокойного изучающего взгляда, и только по тому, как нервно дергалась его рука, державшая бокал, было ясно, сколь велико его напряжение. Наконец он, видимо, пришел к какому-то решению и расслабился. Откинувшись на спинку своего кресла, он снова водрузил ботфорты на стол и проговорил в воздух:

– Гелла, Бормотун еще в приемной?

– Да… – раздался у меня над ухом прокуренный голосок брюнетистой секретарши.

– Скажи ему, пусть сводит нашего гостя к его товарищам… Сначала к даме, а потом к этому сумасшедшему верзиле. Да, верни ему его замечательную дубину. – И, словно уловив некоторое сомнение своей помощницы, добавил: – Я думаю, наш бородатый друг достаточно разумен, чтобы не делать глупостей, тем более что его… посох в Храме совершенно бесполезен.

Затем, повернувшись в мою сторону, он мягко улыбнулся:

– Я надеюсь, ты достаточно разумен, чтобы понимать, что никакая магия, кроме моей, в Храме не действует?

– Я достаточно разумен, чтобы оценить свои возможности, – вернул я ему улыбку.

– Хм… – Похоже, Епископа не совсем удовлетворил мой ответ, но, внимательно оглядев меня еще раз, он снова улыбнулся. – Тогда ступай к своим друзьям. Кстати, может быть, хоть ты их образумишь… – И он приветливо помахал мне ладошкой. – Встретимся за обедом, будет милое общество.

Я выбрался из кресла и двинулся к выходу. Когда я был уже у самой двери, совсем рядом раздался его голос:

– Помни, ты обещал быть благоразумным…

В приемной, у стола секретарши, по-прежнему отирался давешний монах, которого, как я понял, близкие друзья называли Бормотун. Сама секретарша делала вид, что меня рядом нет, хотя ее глазки явственно косили в мою сторону. А монах, как только я появился, откровенно уставился на меня, как на некое чудо. Я же, не обращая внимания на его бестактность, уперся тяжелым взглядом в безразличную мордашку Геллы:

– А ну, вертай мой посох!

Она небрежно ткнула отполированным ноготком в угол приемной, где сиротливо притулилось мое резное чудо. Я направился в указанном направлении и, привычно ухватившись за уже порядочно потертую моей рукой деревяшку, неожиданно осознал, до какой степени мне ее не хватало. Настроение у меня сразу улучшилось, и мой голос, обращенный к сопровождавшему меня монаху, прозвучал вполне довольно:

– Ну, Вергилий, давай, показывай свой ад!

– Кого? – не понял монах.

– Кого! – передразнил я его. – Шагай, деревня! Сначала к Эльнорде…

– Это к бабе, что ли, которая с луком? – уточнил непонятливый Бормотун.