Петр Николаевич Дурново. Русский Нострадамус - Анатолий Бородин

Вот одно из многих подтверждений: «Во главе Министерства внутренних дел, – вспоминал А. П. Мартынов, – стал Петр Николаевич Дурново, маленький сухонький старичок с ясным умом, сильной волей и решимостью вернуть растерявшуюся власть на место. Несколько ясных и твердых распоряжений – и сонное царство ожило. Все заработало, машина пошла вход. Начались аресты, запрятали вожаков, и все стало, хотя и понемножку, приходить в норму. Наше управление тоже проснулось от спячки, и мы, как никогда, погрузились в производство громадного числа новых дознаний»[405].

Произвел ряд новых назначений: директором департамента общих дел – А. Д. Арбузова, бывшего до этого вице-директором, по отзыву С. Д. Урусова, «очень порядочного и спокойного человека»[406]; директором департамента духовных дел – В. В. Владимирова. Отправил в Сенат директора департамента полиции Н. П. Гарина, «по своему характеру и почти болезненным странностям большого оригинала и в то же время идеального канцелярского исполнителя, но человека без всякой самостоятельной инициативы»[407], и полицией «ведал непосредственно сам». При этом «всех своих ставленников П. Н. Дурново энергично отстаивал»[408].

П. Н. Дурново развернул формирование полицейских команд; увеличил оклады полицейским, отличившимся в борьбе с революционными изданиями (обнаружение, конфискация) околоточным надзирателям ввел ежемесячные надбавки в 10–15 рублей; отличившихся при переводе в провинцию повышал в чинах.

Были увеличены силы и средства полиции в ряде городов; в Москве кроме конного жандармского дивизиона была образована коннополицейская стража; отличившиеся полицейские получили награды «на общую сумму 5 000 000 рублей»[409].

Скоро он получил мощную поддержку со стороны дворцового коменданта. «Увидев энергию, с которой П. Н. Дурново принялся за дело, – пишет Д. Н. Любимов, – Трепов, со свойственной ему прямотою, стал постоянно его поддерживать. Сношения между ними происходили главным образом через Вл. Ф. Трепова, который почти ежедневно бывал у того и другого. Это было очень важно для Дурново, так как значение Трепова было исключительно»[410].

Скоро он приобрел и доверие Николая II. «Отношение Государя к Дурново к концу ноября сильно изменилось к лучшему». «Помню, – продолжает Д. Н. Любимов, – как Дурново волновался, когда ехал на свой первый всеподданнейший доклад». Это было 2 декабря. «Но вернулся чрезвычайно довольный – видимо, доклад был успешный. Это окрылило Дурново. С этого дня Дурново, заслоняя собою Витте, стал распоряжаться еще более властно и решительно, особенно в тяжелые дни первой половины декабря»[411].

П. Н. Дурново в составе «кабинета Витте»

В начале своей деятельности в качестве управляющего МВД П. Н. Дурново в разговоре с В. И. Гурко об общем политическом положении согласился с последним в том, «что всякие послабления власти при охватившем общественность революционном психозе могут способствовать лишь его дальнейшему развитию, а отнюдь не успокоению». Хотя, замечает В. И. Гурко, он «вполне в это время сознавал, что весьма решительные реформы во всем государственном строе безусловно необходимы. Но идти сейчас в порядке полного осуществления провозглашенных свобод – это значит заменить одну тиранию другой, безмерно худшей, от которой неминуемо погибнет государство»[412].

Однако поддержки в коллегах по Совету министров он не находил[413]. Состав «кабинета» С. Ю. Витте был, по свидетельству А. Ф. Редигера, «крайне пестрый: наряду с членами либерального и даже левого направления, как Кутлер, граф Толстой, князь Оболенский (Алексей), в нем заседал совсем консервативный Дурново; консерваторами были также Бирилев и я, но мы в политические вопросы не вмешивались. В самом трудном положении был Дурново. Его Министерство имело тогда наибольшее значение, и все обсуждавшиеся в Совете вопросы относились именно к нему, – и заседания были заполнены резкими спорами Дурново с председателем и сочленами по Совету»[414]. Положение П. Н. Дурново осложнялось еще и тем, что он был только «управляющим министерством», что подчеркивало, по мнению И. И. Толстого, «возможность замены его другим лицом во всякую минуту»[415].

Попытки найти поддержку оказывались неудачными. «Чуть ли не первым коллегою, встретившим меня в Совете, – вспоминал И. И. Толстой, – был П. Н. Дурново: мы были с ним давно знакомы, хотя и не близко. Он встретил меня восклицанием: “Как я рад, граф Иван Иванович, что вижу Вас здесь! Уверен, что найду в Вас поддержку, а то тут собрались фантазеры, Вы увидите, какие тут проповедуются теории”. Через несколько недель тот же Дурново говорил, что я хороший человек, но часто расхожусь с ним во взглядах, а через несколько месяцев заявил , что в моем лице заседает в Совете министров представитель “кадетской” партии и притом самых крайних воззрений»[416].

С членами кабинета П. Н. Дурново был «в отношениях довольно сухих, с некоторыми даже в натянутых. Исключение составлял новый министр юстиции М. Г. Акимов. По всем вопросам Дурново и Акимов держались вместе в Совете министров»[417].

Держался П. Н. Дурново в Совете корректно: не вмешивался в дела коллег, но и не допускал их вмешательство в свои. «Погруженный с головой в заботы о прекращении массовых беспорядков, возникавших чуть ли не ежедневно в ряде губерний и, наконец, в Москве, [он] принужден был силою обстоятельств принимать меры, далеко не соответствующие тому строю управления, который обрисовался в умах либеральной части общества . Его занимали не отвлеченные вопросы, а практические задачи текущего дня, которые он в круге порученных ему обязанностей старался разрешить успешно . В данном случае перед ним стояла задача прекратить охватившие страну пожары, грабежи и всякого рода насильственные действия. Он эту задачу и выполнял в полной уверенности, что поступает правильно, и совершенно не интересуясь тем, как относятся к его действиям и распоряжениям не только общественное мнение, но и вновь организованный под председательством С. Ю. Витте Совет министров, членом которого он состоял. Как с председателем Совета, так и с прочими его членами П[етр] Н[иколаевич] вскоре перестал совещаться и считаться»[418]. Такую позицию П. Н. Дурново в Совете министров С. Д. Урусов объясняет следующими предположениями: «Укрепив свое положение у царя, которому его смелый и самостоятельный образ действий, очевидно, нравился, он, конечно, предчувствовал, что его министерская карьера окончится с началом деятельности Государственной думы, и потому мало интересовался последней. Он, вероятно, считал, что весной прилетят новые птицы и запоют новые песни, а ему, обеспеченному в служебном отношении креслом в Государственном совете, а в материальном отношении щедрым царским подарком, можно будет спокойно взирать критическим оком на комедию, которая будет разыгрываться идеологами-политиканами. При этом он в случае надобности смог бы, и не без основания, утверждать, что его стараниям Россия обязана тем, что Дума могла собраться и приступить к занятиям в нормальных условиях, обеспеченных восстановленным в стране порядком»[419].