По сценарию мафии - Майкл Коннелли

Босх покосился на Линделла. Тот стоял рядом.

– Почему же ты мне не признался, что работаешь на ФБР, когда мы разговаривали наедине в полицейском управлении Метро?

– Догадайся! В тот момент я знал одно: ты подложил в мой дом пистолет. И что дальше? Заявить, что я из ФБР, чтобы ты меня спасал? Смешно!

– Нам пришлось подыграть, – заметил О’Грейди. – Мы хотели установить, каковы ваши дальнейшие действия, и вытащить Роя целым и невредимым из тюрьмы полицейского управления Метро. Пока вы везли его по пустыне, мы были в двух тысячах футов над вами и в двух тысячах футов позади вас. Половина наших не сомневались, что вы снюхались с Джоем Марксом. Как говорится, рука руку моет.

Теперь над ним откровенно смеялись. Босх покачал головой. Что ему оставалось делать?

– Неужели вам не понятно, что происходит? – промолвил он. – Вы сговорились с Джоем Марксом, а сами об этом не догадываетесь. Он управляет вами, словно дирижер. Господи, не верю, что подобное возможно.

– Как это так? – спросила Биллетс. Она впервые подала голос. И хотя бы этим показала, что не совсем на стороне тех, кто против Босха.

– А вот так, – ответил Гарри, глядя на Линделла. – Тебя вычислили. Поняли, что ты агент. И все подстроили.

Экеблад насмешливо фыркнул.

– Ничего подобного, – заметил Сэмюэлс. – Если бы они заподозрили, что Рой – информатор, вывезли бы его в пустыню и закопали на три фута в песок.

– Ошибаетесь. Вы говорите об информаторе, а он – агент ФБР. С ним не могли расправиться, иначе их бы просто поджарили. И тогда они разработали план. Рой был среди них около двух лет, поэтому достаточно узнал, чтобы крепко припереть их к стене. Но просто убить его не могли. Все-таки агент. Значит, требовалось нейтрализовать, замарать. Чтобы все решили, будто он тоже повязан – такой же плохой, как и они. И если станет свидетельствовать против них, отпереться тем, что он замешан в убийстве Алисо. Пусть присяжные думают, что это его рук дело. Скормить присяжным собственную версию и выйти сухими из воды.

Босх решил, что состряпал вполне правдоподобный сюжет. Несколько секунд все в молчании смотрели на него, а затем Линделл произнес:

– Ты преувеличиваешь их способности. Джой не настолько сообразителен. Я его знаю. Он не так хитер.

– А Торрино? Ему не по зубам сочинить подобный план? Я, сидя здесь, сляпал за пять минут. А ему хватало времени подумать. Ответь мне на один вопрос. Джой Маркс знал, что налоговое управление вышло на след Тони Алисо и готовит аудиторскую проверку?

Рой Линделл колебался и покосился на Сэмюэлса, как бы спрашивая, можно ли отвечать. Босх почувствовал, что от напряжения у него по спине покатился пот. Он сознавал: если не удастся переубедить присутствующих, из зала заседаний он выйдет без значка. Сэмюэлс кивнул.

– Если и знал, мне об этом не сообщил, – ответил Рой.

– Вероятно, – согласился Босх. – Джой понимал, что у него проблемы с Алисо, но те, что с вами, – гораздо серьезнее. Они помозговали с Торрино и решили одним выстрелом убить двух зайцев.

Снова возникла пауза, и Сэмюэлс возразил:

– Не сходится, Босх. Натяжка. К тому же в нашем распоряжении семьсот часов записей – вполне достаточно, чтобы вывести Маркса на чистую воду, даже если Рой не скажет ни слова.

– Во-первых, они могли не знать, что вы располагаете пленками, – заметила Биллетс. – А во-вторых, соображали, что пленки – плод с подпорченного дерева. Без агента Линделла не было бы записей. Предъявят записи в суде – придется предъявить агента. Уничтожая его, они уничтожают улику.

Биллетс стала явно склоняться на сторону Босха, и это его обнадежило. А Сэмюэлс решил, что это сигнал к окончанию совещания, закрыл блокнот и встал.

– Что ж, – промолвил он, – я вижу, дальше мы никуда не продвинемся. Лейтенант, вы прислушиваетесь к безнадежным рассуждениям. Мы не собираемся этого делать. Ирвинг, я вам не завидую – у вас появилась проблема, с ней придется разбираться. Если в понедельник Босх будет продолжать носить значок, я отправлюсь в большое жюри и выдвину против него обвинение в подтасовке улик и нарушении прав Роя Линделла. И обращусь в комиссию по защите гражданских прав, чтобы там разобрались со всеми арестами, которые этот человек произвел за последние пять лет. Недобросовестный коп постоянно устраивает махинации с вещественными доказательствами – это входит в привычку.

Сэмюэлс обошел стол и направился к двери; часть присутствующих поднялась и последовала за ним. Босху очень хотелось броситься и задушить его, но внешне он оставался спокойным. Он следил за тем, как прокурор шагал к выходу. Тот ни разу не оглянулся. Но прежде чем переступить порог, пустил последнюю стрелу в Ирвинга:

– Я не намерен полоскать ваше грязное белье. Но если вы не примете мер сами, у меня не останется выбора.

Федералы удалились, а остальные еще долго сидели молча. Босх обратился к Биллетс:

– Спасибо, лейтенант.

– За что?

– В итоге все-таки заступились.

– Просто не верю, что вы это совершили.

– Я не стал бы подбрасывать улику даже злейшему врагу. Иначе потерял бы лицо.

Частин поерзал на стуле и скривил губы. Его ухмылка не укрылась от Босха.

– Частин, нам приходилось схватываться, – сказал он, – но вы меня все-таки не взяли. А сегодня решили не высовываться? Посчитали, лучше отсидеться?

– Слушайте, Босх, шеф попросил меня присутствовать на совещании. Таково его указание, но лично я считаю, что и вы, и та история, которую вы сплели из ничего, полная чушь. Была бы моя воля, я бы не выпустил вас из этой комнаты со значком.

– Но на это нет вашей воли, – заметил Ирвинг.

Босх подъехал к дому с большим пакетом продуктов, постучал в дверь, но ему никто не ответил. Он сдвинул ногой половик – ключ, который он дал Элеонор, лежал под ним. Наклоняясь за ключом, он опечалился – ее здесь не было.

В доме пахло свежей краской. Босх удивился – он красил стену четыре дня назад. Он прошел в кухню и выложил продукты. Достал из холодильника бутылку пива, облокотился о стол и стал медленно пить. Запах краски напомнил ему, что скоро у него появится много времени, хватит на все, что требуется сделать по дому. А теперь приходится торчать на работе с утра до ночи.

Он снова подумал об Элеонор и решил проверить, не оставила ли она записки или чемодана в спальне. Но дошел только до гостиной, где успел выкрасить половину стены перед тем, как в воскресенье его вызвали на место преступления. И застыл: стена оказалась докрашена. Босх так и стоял, оценивая работу, словно попал в музей. Наконец протянул руку и тронул поверхность. Краска свежая, но успела высохнуть. Значит, красили несколько часов назад. Босх широко улыбнулся. Серую действительность пронзило ощущение счастья. Теперь не требовалось заглядывать в спальню, смотреть, там ли чемодан Элеонор. Выкрашенная стена служила знаком, ее посланием. Элеонор вернется.