Другое лицо - Мари Юнгстедт

– Я рассказал, что давно ни с кем не встречался и что я вдовец. И тогда она странно среагировала, казалось, крайне сильно разозлилась, что моя жена умерла. Спросила, почему я по-прежнему ношу обручальное кольцо, если не женат больше. Вроде как обвинила. Словно я обманул ее. А потом поспешила прочь. На том все и закончилось. – Внезапно слова непрерывным потоком полились из до этого крайне скованного, стеснительного Фольке. Кнутас слушал с возраставшим удивлением. – Мне такое поведение показалось очень странным, поскольку сначала она откровенно демонстрировала свой интерес ко мне. Сама затеяла разговор, выразила желание прогуляться и все такое. А потом, стоило ей узнать, что я не женат, просто сбежала. Вообще-то все должно быть наоборот. Ей ведь следовало обрадоваться, что я не занят, если она положила на меня глаз. Разве это не странно?

Фольке Габриэльссон покачал головой.

Кнутас внимательно посмотрел на него. Что, черт возьми, это означало?

– А у тебя не возникло ощущения, что эта женщина могла быть ряженой? Или, более конкретно, что ты имел дело с мужчиной, переодетым в женщину?

Фольке Габриэльссон потрясенно уставился на комиссара.

– Что? Это мог быть мужчина?

Внезапно он замолчал и словно окаменел. Как будто сама мысль о такой альтернативе выбила его из колеи.

– Ты имеешь в виду… я мог целоваться с мужиком?

Кнутас кивнул.

Фольке Габриэльссон выглядел крайне озадаченным.

Совсем недавно жизнь здесь била ключом, но сейчас гримуборная пуста, и все предметы вроде как таращатся на меня. Словно у париков, плюмажей и рубашек с кружевными жабо накопилось множество таинственных вопросов, которые они хотят задать. Представление, как обычно, получилось успешным, при полном аншлаге, и аплодисменты, казалось, никогда не закончатся. Я стояла в кулисах и все видела, труппа стала еще более сыгранной, пусть сезон только начался. Время от времени я забывала обо всем на свете и по-настоящему увлекалась пьесой, с головой погружалась в мир шекспировских страстей. Смеялась и плакала от восторга.

Величественные средневековые руины утопают в голубом и лиловом свете, а их красивые каменные арки гордо и безмолвно поднимаются к ночному небу.

На протяжении всех лет театр Румы действовал на меня успокаивающе. То, что я подрабатываю здесь, помогало отвлечься от моих повседневных проблем. Даже в этот вечер представление позволило мне забыть о фатальной ошибке на время.

Я поднимаю белую блузку, почему-то оказавшуюся на полу, и складываю ее аккуратно. Я еще вижу перед собой, как актеры, игравшие в «Бесплодных усилиях любви», летней постановке этого года, двигаются по сцене в пышных кринолинах и расшитых золотом бархатных камзолах. Но эти картинки быстро блекнут, а на смену им приходит уныние.

Я чувствую, как мои колени подгибаются. Наваливается усталость, мне надо сесть, я опускаюсь за гримерный столик и вижу в зеркале отражение моего лица.

Из-за подсветки оно выглядит необычайно бледным. Все мелкие морщинки четко видны, и я указательными пальцами разглаживаю кожу под глазами, тогда как мысли совсем другого рода одолевают меня.

«Кончай», – умоляю я себя беззвучно, но чем больше стараюсь забыть события последних суток, тем сильнее они напоминают о себе. Глаза из зеркала таращатся на меня, словно я пытаюсь собственным взглядом испепелить себя. Я сразу как бы попадаю в водоворот музыки, окружавшие меня вчера, снова переживаю эмоции, захлестывавшие тогда.

Я так ждала того, что должно было случиться. Тщательно приготовилась. Заранее продумала каждый шаг. Это напоминало лихорадку, ожидание сводило меня с ума. Я точно знала, как буду действовать. Верила, что смогу продолжать в том же духе, и надеялась на успех.

Я массирую виски. Голова раскалывается от боли.

Фиаско далось мне тяжело.

Такое впечатление, словно мчащийся на полной скорости поезд переезжает меня снова и снова. Свет слепит, но я продолжаю таращиться прямо вперед, встречаюсь глазами с моим пустым взглядом. Я заблудилась в собственных фантазиях. Где я? И все равно воспринимаю окружающее очень четко, словно могу видеть лучше, чем когда-либо прежде. Я рассматриваю свое отражение в зеркале. Передо мной стройная личность, одновременно излучающая и смелость, и силу. Я в числе избранных, но из-за моего особого положения так же одинока. Обычно меня вполне устраивает собственная компания, но только не в этот вечер. Сегодня одиночество тяготит. Пожалуй, именно театр сказался на мне столь неожиданно, пустые помещения, покинутая актерами сцена. Публика, которая разошлась по домам. Никогда одиночество не чувствуется столь явно, как после того, как замолкают голоса и затихает смех. Тогда оно обрушивается со всей неотвратимостью. Подобно крошечному существу, сидит сейчас на моей груди и издевательски пялится на меня бесцветными глазками. Я как будто даже чувствую зловоние, исходящее от него. Этот карлик смеется над моими страхами мерзким и злым смехом, который эхом отдается у меня в голове. Таращась в его пустые глазницы, я вижу в них мерзкое отражение самой себя. Мой пульс ускоряется, а лоб покрывается капельками пота.

Меня попеременно бросает то в жар, то в холод. При виде пустой гримерки и зловещих театральных руин мною овладевает все более странное настроение. В этом вакууме я могу взывать о помощи сколько угодно, но никто не услышит меня. Это крик утопающего. Я представляю, как удаляюсь от берега полностью одетая. В разгар лета на мне джинсы, футболка и резиновые сапоги. Одежда быстро намокает, и вода льется через голенища. Я целеустремленно иду все дальше. Бесконечное пространство открывается передо мной. Я чувствую, как соленая вода заполняет горло, проникает в рот, уши и глаза. Мои волосы – последнее, что остается на поверхности, подобно растрепанной гриве, их быстро подхватывает сильное течение.

Я встаю. Мне не хватает воздуха. Надо выйти наружу, подальше от стен, кажется, способных соединиться и поглотить меня.

То, что обычно успокаивает, сегодня едва не довело меня до нервного срыва. Голос в моей голове все время призывает к чему-то, жалуется, выражает сомнение и требует. Фиаско проигрывается в ней снова и снова, подобно плохому фарсу, где я отвратительно исполняю главную роль. Почему я не подумала о столь очевидной истине? Страх и стыд переполняют меня, на душе становится хуже и хуже. Мне необходимо двигаться дальше, вперед. Мне нельзя останавливаться сейчас.

Я не справилась с задачей, дававшей мне энергию и позволявшей сохранять хорошее настроение на предыдущей неделе. В качестве наказания теперь остается стыдиться этого и мучиться.

Я покидаю грим-уборную и выхожу на свежий ночной воздух, обвожу взглядом темные контуры средневековых стен, поднимающихся вокруг меня, пустые зрительские места, оставленный реквизит. Слышу, как в кронах деревьев шумит слабый бриз. Бледная луна смотрит из-за темного облака, она выглядит столь же обескровленной, как и мои щеки выглядели недавно.

Внезапно я чувствую, как злоба начинает бурлить во мне. Мне хочется бить кого-то руками и ногами. Тело зудит после того, как гнев вырвался наружу. Но поблизости нет ничего, что позволило бы мне выпустить пар. Я прислоняюсь к прохладной каменной стене и пытаюсь восстановить дыхание. Однако нисколько не успокаиваюсь, страх снова возвращается ко мне. Я лежу в тесном гробу, и кто-то монотонно читает молитву, пока ковш за ковшом земля обрушивается на мое еще теплое тело. А в ней хватает букашек, червей и подобных мелких тварей. Кто знает, что там прячется в коричневом перегное? Нет такого наказания, которое стало бы достаточно суровым для меня.