Пандемия. Всемирная история смертельных вирусов - Соня Шах

Противостояние миазматической и бактериальной концепций продолжалось еще несколько лет, пока вспышка холеры в Гамбурге в 1897 году не поставила последнюю точку в их споре. Согласно миазматической теории, западный пригород Гамбурга Альтона, через которую текла та же река Эльба, что и через сам город, тоже должен был пасть жертвой миазмов, вызвавших эпидемию в Гамбурге. Однако Альтону холера не затронула. По причине, отрицать которую специалисты уже не могли: Альтона питьевую воду фильтровала, а Гамбург – нет. Самое примечательное, что не заболел ни один из 345 жителей многоквартирного дома под названием Hamburger Hof, территориально принадлежавшего Гамбургу, но потреблявшего фильтрованную альтонскую воду{495}.

Настолько сокрушительный довод в пользу Коха (и покойного Сноу) вынудил последних сторонников теории миазмов признать поражение. Гиппократову медицину свергли с престола, на котором она безраздельно царствовала 2000 лет. В 1901 году застрелился Петтенкофер. Несколько лет спустя Коху вручили Нобелевскую премию в области медицины и физиологии. Бактериологическая революция свершилась{496}.

После заката миазматической теории дни холеры в Северной Америке и Европе тоже оказались сочтены. Опыт Лондона и Нью-Йорка в избавлении от холеры начали перенимать другие. Муниципалитеты промышленных стран добивались улучшения качества питьевой воды с помощью фильтрации и других методов. С появлением жидкого хлора в 1909 году воду начали хлорировать{497}. Те немногие передающиеся с водой патогены, которые пережили водоочистные и фильтрационные методы XX века, значительно присмирели{498}.

Кроме того, бактериологическая революция способствовала развитию методов лечения холеры. В начале 1900-х работавший в Индии английский патолог Леонард Роджерс доказал, что соленая жидкость снижает смертность от холеры на треть, после чего инъекции солевого раствора, над которыми глумились прежде, стали применяться все чаще{499}. На протяжении XX века ученые неуклонно совершенствовали регидрационную терапию. Сегодня смесь солевого раствора с небольшим количеством соли молочной кислоты, калия и кальция действует как противохолерное лекарство не менее эффективно, чем укол инсулина против диабетической комы. Оральная регидрационная терапия как простой и быстрый способ лечения холеры и других острых кишечных инфекций считается одним из самых значимых достижений медицины XX века{500}.

И это еще не все. Против холеры имеются и вакцины, цель которых – усилить иммунитет, вырабатываемый переболевшим холерой, за счет внедрения в организм убитых клеток патогена и частей холерного токсина. И хотя никто до сих пор не знает, как действует этот иммунитет, такие препараты, как «Шанхол» – недорогая пероральная вакцина, лицензированная в 2009 году, и более привычный для путешественников «Дукорал», сохраняют эффективность 60–90 % в течение по крайней мере нескольких лет, а значит, неплохо дополняют противохолерный арсенал{501}. (Поскольку вакцина принимается в нескольких дозах с недельным перерывом и потому иммунитет вырабатывается лишь через несколько недель, ВОЗ рекомендует использовать их в сочетании с другими противохолерными мерами. На момент написания этого текста в Соединенных Штатах не продается ни та ни другая.) Имеются и гораздо более простые методы, исследованные Ритой Колуэлл с коллегами: например, фильтрация сырой воды через сложенное в несколько слоев сари задерживает 90 % холерных вибрионов, снижая статистику заражения холерой вдвое.

Медицина все-таки научилась лечить холеру. Но шла она к этому почти сто лет, в течение которых человечество продолжало страдать от холерных пандемий{502}.

* * *

Сейчас разрыв между появлением новых патогенов и выяснением механизма их распространения не растягивается на десятилетия. Современная биомедицина устанавливает истину быстро. То, что ВИЧ передается через половые контакты, а атипичная пневмония – воздушно-капельным путем, было очевидно с момента появления первых очагов болезни. Чем быстрее удастся определить механизм передачи, тем быстрее можно будет принять профилактические меры – презервативы в случае ВИЧ, медицинские маски в случае атипичной пневмонии, безопасный ритуал погребения в случае Эболы{503}. (Это, разумеется, не гарантирует применения рекомендуемых мер в обязательном порядке. Хотя медицина в курсе, как распространяется ВИЧ и каким образом безопасный секс предотвращает заражение, к 2014 году число зараженных приблизилось к 75 млн.)

Тем не менее рассчитывать, что современная медицина непременно спасет нас от угрозы новых патогенов, мы не можем.

Во-первых, даже если ученые разработают средство от болезни, не факт, что удастся произвести его в нужном объеме и достаточно быстро. Разработка лекарств – процесс долгий и упирается в экономические интересы фармацевтической промышленности, ориентированной на прибыль. Если спрос на новое лекарство предполагается небольшой, не важно, насколько велика потребность в нем у общественного здравоохранения и насколько обоснована наукой его эффективность, оно все равно вряд ли выйдет на рынок. От болезней, поражающих в основном бедняков, – малярии или Эболы – лекарств ничтожно мало. Каждый год малярией заболевают сотни миллионов, но, поскольку большинство ее жертв не могут позволить себе потратить на лечение больше доллара в год, рынок лекарств от малярии исчезающе мал. При этом самый передовой из имеющихся препаратов производится на основе растительного соединения – артемизинина, две тысячи лет используемого в традиционной китайской медицине. Эбола поражает не в таких масштабах, как малярия, но представляет гораздо большую угрозу здоровью населения. По состоянию на 2014 год ни лекарств, ни вакцины от Эболы изобретено не было. «"Большая фарма" не в силах помочь жертвам смертельного вируса», – возвещал заголовок лондонской The Independent в 2014 году{504}. Это значит, что патогены, ополчившиеся на бедноту, могут умножиться и распространиться на более широкие массы населения.