Контроль - Алексей Калугин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И остановил время.
Вернее, убедил оройнов в том, что время остановилось.
Как уж ему это удалось, Том и сам не понял. Он лишь успел об этом подумать – и обе твари тотчас же замерли
Как в детской игре, в которой главное – не шевелиться. Не двигаться, пока на тебя смотрят.
Том облегченно перевел дух.
И, размахнувшись как следует, влепил кулаком в уродливую морду оройна.
Том никогда не был заядлым драчуном. Однако тот факт, что он находился под наблюдением у психиатра, делало его постоянным объектом насмешек для других детей. И не только насмешек, но и довольно злобных, мерзких выходок. Дети, как известно, более жестоки, чем взрослые. Потому что не воспринимают свою жестокость всерьез. Она для них всего лишь инструмент для измерения границ дозволенного. Поэтому Тому нередко приходилось отстаивать свое право на существование среди сверстников с помощью кулаков. Так что у него имелся опыт уличных драк. Ну а драка – это как езда на велосипеде. Раз научившись, уже никогда не забудешь.
Удар получился что надо. Оройн слетел с Тома и еще пару раз перевернулся на асфальте.
Том приподнялся на локтях, согнул в колене левую ногу, тщательно прицелился и что было сил впечатал пятку мокасина в расплющенный нос оройна, грызущего его правую ногу.
Тварь упала на спину, широко раскинув руки в стороны. Как будто к распятию приготовилась.
– Вот так, – хрипло произнес Том и встал на ноги.
Глянув по сторонам, он увидел то, что ему было нужно, – возле стены автовокзала лежал красивый, красный кирпич.
Как уж он здесь оказался, Тому было неведомо.
Но, увидев его, Том счастливо улыбнулся.
Том, не торопясь, подошел к зданию.
Времени у него теперь было сколько угодно!
Ладонью прикрыв глаза от света, он заглянул в окно.
В здании автовокзала все было на удивление обыденно.
Все вещи стояли на своих местах. Автоматы, торгующие сладостями, напитками и кофе, были включены. Окошки касс – открыты. На стене горело электронное табло с расписанием движения автобусов, которые уже три дня как никуда не двигались. Зеленели цветы в больших кашпо.
Вот только не было людей.
Том не мог окинуть взглядом все внутреннее пространство автовокзала. Но тот участок, что он видел, казался настолько чудовищно, ужасающе пустым, что не возникало сомнений в том, что и за его пределами нет ни единой живой души. Так пусто может быть ну разве что только в самом сердце самой жаркой пустыни, где солнце убило все живое. В пустыне Лут, что в Иране. Там температура поднимается до семидесяти градусов по Цельсию. Или на Северном полюсе, где нет вообще ничего, кроме снега и льда. Там даже пингвинов нет.
Наверное, потому что за стеклом все было неподвижно, как на картинке или фотоснимке, Том не сразу обратил внимание на женщину, сидевшую в зале ожидания на синем пластиковом стуле. На ней были леопардовые лосины и ярко-желтый, как цыпленок, жакет. Женщина сидела, вытянув ноги и уронив голову на грудь. Темные, чуть вьющиеся волосы скрывали ее лицо. Казалось, она просто заснула. Так крепко, что выпустила из рук небольшую изумрудно-зеленую сумочку, что лежала на полу возле ее ног.
Том подумал о том, что случилось с женщиной. Почему, когда все люди ушли из здания автовокзала, она так и осталась сидеть на стуле, держа в руках изумрудную сумочку, пока пальцы ее не разжались? Тому стало любопытно: куда она собиралась ехать? Хотя какое это теперь имело значение? И что за дело было ему до этой мертвой женщины?
Она завершила цикл существования. И теперь все, что было с ней связано, уже не имело смысла. Сущность ушла в небытие. Связи оборвались. Смысл растворился в пустоте.
Беспросветная тьма…
Том отшатнулся от окна.
Закрыл глаза и несколько раз тряхнул головой.
Это были не его мысли.
Нет!
Не его!
Как будто кто-то невидимый стоял у него за спиной и тихо-тихо нашептывал на ухо слова, которые самому Тому никогда бы не пришли в голову!..
За спиной у Тома раздался низкий, протяжный стон.
Том стремительно обернулся.
Оройн, пытавшийся откусить ему часть лица, медленно, очень медленно, будто преодолевая чудовищное сопротивление, отводил руку в сторону. Он хотел опереться на нее, чтобы попытаться подняться на ноги.
Должно быть, установка на то, что время остановилось, начала понемногу ослабевать. И субъективное время оройна медленно начало разгоняться.
Том наклонился, взял в руку кирпич и подошел к оройну.
– Ты не с тем связался, ублюдок!
Том поднял кирпич над головой с твердым намерением превратить омерзительную морду оройна в кровавое месиво.
Он читал в руководстве по рукопашному бою, что ни один самый искусный мастер никогда не оставляет недобитого противника. Потому что есть шанс, что он поднимется на ноги и нанесет удар в спину. Убивать противника не обязательно. Но лишить его возможности снова вступить в бой необходимо.
Оройн понял, что должно было произойти. Глаза его затянула мутная пелена ужаса. Рука, на которую он собирался опереться, изменила траекторию движения. Теперь она так же медленно поднималась вверх. Инстинктивно оройн пытался прикрыться рукой от готового упасть на него кирпича.
– Да будь ты проклят, нечисть! – почти с отчаянием воскликнул Том.
Рука его резко упала вниз.
Кирпич вдребезги разбился об асфальт рядом с головой оройна.
Том схватил лежавший на земле велосипед, рывком поставил его на колеса, одну ногу поставил на педаль, другой оттолкнулся от асфальта, запрыгнул в седло и, не оборачиваясь, погнал в объезд автовокзала.
Том остановился в самом начале Хенли-стрит.
Опершись на левую ногу, он, не слезая с велосипеда, посмотрел в сторону сувенирной лавки с красно-белой маркизой.
«Серого» под маркизой не было.
Его не было видно нигде.
Плохо это было или хорошо, Том судить не брался. «Серые» были очень странными существами. Мотивацию их поступков понять было непросто. Или невозможно. Что можно ожидать от разумных, может, даже сверхразумных существ, вся жизнь которых заключалась в Игре?
А может, сама их жизнь была Игрой?
Игрой, в которой не просматривалось никакого смысла?..
Том играл почти всю свою сознательную жизнь. Он почти всегда изображал того, кого хотели видеть в нем окружающие. Для него это было совсем не сложно. Иногда даже интересно. Со временем это вошло у него в привычку. Пожалуй, только для дяди Боба и тети Мэгги он всегда оставался самим собой – просто Томом Шепардом.