Татуированная кожа - Данил Корецкий

– Чего это он? – шепнул сзади Лисенок. По группе прошел неодобрительный шумок.

– Р-разговорчики! – краем рта рыкнул Вольф, и порядок мгновенно восстановился.

Когда особая рота грузилась в самолет, Чучканов дал последнее напутствие Шарову:

– Смотри, про трофеи не забудь, как положено! Полковник сказал это требовательным шепотом, но группа «Зет» как раз подходила к трапу, и Вольф ясно расслышал каждое слово. Хотя и не понял, о каких трофеях идет речь.

Короче, прощание в родной части было не очень теплым. И теперь беспризорники, отвыкшие и от оживленных улиц, и от потоков машин, и от девушек, пытались сами, как могли, скрасить свою серую жизнь.

– Товарищ майор, давайте мороженого поедим! – завопил Звон. Мороженого они тоже давно не видели, но эта проблема, в отличие от женской, решалась гораздо проще.

– Не товарищ майор, а Георгий Иванович, – поправил командир особой роты. Останавливаться в городе не разрешалось, но он нарушил запрет и протянул Звону пятерку: – Купи на всех. И быстро. Одна нога здесь – другая там!

Радист-дозиметрист Звягин в лопнувших кроссовках и растянутой майке радостно выпрыгнул на совершенно гражданский, без двойного смысла и скрытых опасностей тротуар и бросился к киоску. За ним с завистью следили бойцы разведки специального назначения: снайперы, саперы, гранатометчики, взрывники... Девятнадцатилетние пацаны в тесной старенькой одежонке.

По легенде, они являлись едущими на практику курсантами мореходного училища. Но в мореходке не встретишь столько подобранных по единому стандарту здоровяков, да и одеваются живущие в портовом городе курсанты гораздо приличней... К тому же у курсантов не бывает целого грузовика крепких ящиков специфической защитной окраски. Словом, легенда могла сойти за правду только в том случае, если в нее сильно хотели поверить.

В порт автобусы, груз и людей пропустили без досмотра и проверки документов. Никаких документов у солдат и не было, как, впрочем, и личных вещей – только мыло, бритва и зубная щетка. Запрещались сигареты и папиросы – вместо них выдали безымянный табак для самокруток. Часы и визитную карточку Грибачева Вольф сдал на хранение в сейф Семенову, зато положил в нагрудный карман кургузого пиджачка клочок ваты со следами губной помады.

Затерявшись в деловитой толчее грузовых причалов, автобусы подъехали к сверкающему свежей краской сухогрузу «Герои Бреста». «Курсанты» быстро загрузили на борт тяжелые деревянные ящики, и судно отдало швартовы. Ребята недолго наслаждались чистым воздухом и видом морских просторов: всех согнали в трюм, где были устроены длинные нары из плохо оструганных досок.

– В целях маскировки от воздушной и космической разведки противника выходить на палубу разрешается только ночью, – объявил лейтенант Половинко. В особой роте он представлял военную контрразведку. – Выход повзводно, на один час. Вопросы есть?

– А сколько нам так плыть? – недовольно спросил Киря.

– Увидите, – туманно ответил лейтенант, и по тону чувствовалось, что он сам не знает ответа.

Ночью курс «Героев Бреста» пересекся с курсом равно-тоннажного сухогруза «Миклухо-Маклай», вышедшего накануне из Одессы. Одновременно такелажные команды обоих судов, спустив за борт подвесные люльки, отодрали выкрашенные в цвет бортов маскировочные полотнища с временными названиями, которые скрывали названия настоящие. При этом под «Героями Бреста» оказалась надпись «Миклухо-Маклай», а под «Миклухо-Маклаем», соответственно, «Герои Бреста».

Босфор суда проходили уже под новыми именами, и если бы разведка неведомого противника получила информацию про подозрительных «курсантов», то все ее внимание было бы приковано к груженным пшеницей «Героям Бреста», мирно идущим обычным курсом на Апеннинский полуостров. А вновь обретший имя «Миклухо-Маклай» с особой ротой в трюме спокойно и без помех прошел Средиземное море, вышел в Атлантику и повернул к экватору.

Ни о конспиративных ухищрениях, ни о маршруте следования личный состав особой роты не знал. Люди затомились в гулком, ограниченном разогретым металлом пространстве. Занятия по физподготовке в импровизированном спортзале постепенно сходили на нет, оставались только тренинга с оружием и политинформации.

Когда вошли в тропики, влажность и духота сделались вообще непереносимыми. Душ заменяло окатывание теплой забортной водой во время ночной «прогулки». Ведро на троих. Скученность, тяжелый запах пота, воспаляющиеся расчесы на теле...

– Уже неделю болтаемся, сколько еще? – ныл Бритый Гусь. – А потом обратно, вообще с ума сойдем!

– Не бойсь! – подбодрил Деревянко. – Сделаем все красиво, полетим самолетом. Несколько часов – и дома!

–А если...

Голый по пояс Бритый Гусь нервно шарил в карманах брюк, то и дело доставая обрывок бумажки и щепотку табака, тоскливо нюхал и прятал обратно – курить разрешалось только ночью на палубе.

– Если не выйдет красиво?

Деревянко тяжело вздохнул, сделал неопределенный жест и ничего не ответил.

– Тогда нас похоронят, и все? Да?! Возьмут и зароют?! – нервозно повысил голос Гусь и машинально свернул «козью ножку». – А сейчас даже покурить нельзя?

– Не бойсь, никто тебя не зароет, – проговорил Деревянко, но мрачный тон придал фразе отнюдь не успокаивающий смысл.

– Так и бросят валяться, да? – не успокаивался Бритый Гусь.

Он хотел сказать что-то еще, но внезапно Вольф схватил его за руку и вырвал самокрутку. Развернув цигарку, он внимательно рассмотрел листок с фиолетовой печатью. Потом взял Гуся за локоть и отвел в другой конец трюма. Здесь мерзко воняло от больших, накрытых грубыми деревянными крышками ведер, которые по ночам выворачивали в океан.

– Откуда это?!

– Нашел место, к парашам привел! – заскулил Гусь. – Чего особенного? На парашютном складе взял, у Чувака в столе. Зачем табак рассыпал, у меня последний...

– Когда это было?

– Да перед учениями! Как раз накануне. А чего такое?

– Дурак ты. Гусь. Мы все документы, все личные вещи оставили, гражданские шмотки надели, а ты печать части с собой потащил. Соображаешь, чем это пахнет?

– Ух ты! – Бритый Гусь быстро оглянулся. – Слышь, Волк, я же не нарочно! Не подумал просто... Никому не говори, Волк, ладно?

– Ладно.

Вольф сунул бумажку в карман. Именно такими опечатывали парашюты. Повинуясь первому порыву, он сразу пошел искать Чувака. Тот почему-то редко попадался на глаза, может быть, нарочно старался держаться в стороне. Но в следующую минуту Вольф передумал. Обстановка была явно неподходящей для жесткого «потрошения», значит, дело ограничится невнятными обвинениями и столь же невнятными оправданиями. Лучше выждать удобный момент...

На десятый день плавания им выдали форму. Допотопные галифе, гимнастерки навыпуск под ремень, сапоги. В карманах каждого комплекта лежали отрезок белой ткани, пара таблеток в целлофане и маленькая баночка с черным кремом, напоминающим гуталин, но без запаха.