Коронный разряд - Владимир Ильин

– Это Артем Шуйский, ты его, наверное, помнишь.

– О, я вас не признал! – Честно постарался Игорь отыскать в нем знакомые черты. – В прошлый раз вы были…

Сложно вежливо охарактеризовать преображение скромного худенького мальчишки в то, что сидело на соседнем стуле. Но Игорь справился.

– Со скрипкой! – Выдохнул он и улыбнулся располагающе.

– Вы тоже изменились, – вежливо кивнул Артем. – В лучшую сторону, бесспорно.

Раньше Игорь был склонен к полноте, сейчас же куда больше походил на старших представителей его династии – высоких, стройных и поджарых. Только вот длинные волосы до плеч выходили из идеального образа, запечатленного на портретах и черно-белых фотографиях его династии. К слову, ни одного фото семьи в кабинете не было.

– Соблюдаю режим. Сладкое вообще не ем. – Категорично произнес Долгорукий. – Уже пять лет как, – и виновато посмотрел на меня. – С того самого дня. Ни кусочка не лезет.

– Курить тоже бросишь.

– Нервная работа, – повел он руками, указывая на горы бумаг на столах. – Стресс…

– Спортом займись.

– Да куда там, – еще раз с возмущением оглядел он пространство, намекая на отсутствие времени.

– Проблемы с мотивацией, – понимающе закивал я.

– Причем тут это?

– Через год вместе с Артемом побежите пять километров.

– Это все избыточно! Отвлекать уважаемого Артема…

– У тебя будет фора в три километра.

– Неравные условия, опять же…

– Если он тебя догонит, то съест.

Игорь тут же демонстративно вынул пачку сигарет из кармана брюк и сдвинул по столу к нам.

– Завязал, – емко произнес он, с опаской косясь на Шуйского.

Артем же медленно повернул ко мне голову, тяжело вздохнул и вновь посмотрел перед собой. Ничего-ничего, он мне за Веру еще десяток таких забегов должен.

Ишь чего, если Ника что делает – то на мне долг, а когда его недоразумение мне тут диверсию на ровном месте устраивает, то он еще хмурится!

Тем более, что Игорь через полгода точно будет на уровне третьего мужского разряда по бегу. Желание жить – мотивирует!

– С родителями у тебя как? – Не вовремя вспомненная Ника напомнила, что хорошо бы и сейчас сделать пару шагов для улучшения положения ее семьи.

– Да никак, – спокойно и со тщательно скрываемой гордостью произнес Игорь. – Зовут на приемы, я не хожу.

На секундочку, пять лет назад его отправили в изгнание. Фактически, чуть ли не отреклись, запретив появляться на пороге дома. Уж больно злы были родственники на бестолкового потомка, у которого кроме доброго сердца и не было выдающихся качеств. А такое не особо ценится в мире силы.

За два года управления телеканалом, который из рук Долгоруких перешел в мои, отношение к непутевому сыну и внуку изменилось кардинально. Кроме деловой хватки, им проявленной, теперь у родича оказался неслабый инструмент влияния и власти, который род хотел вернуть себе – пусть и не владея лично, но транслируя через него собственный взгляд на события.

Изгнание сняли, повинились, пригласили влиться обратно в дружную семью. Игорь послал их ко всем чертям и выполнять их «мелкие просьбы на телевидении» отказался, отчего его зауважали еще сильнее – злопамятность и сила воли как раз-таки ценится особо… Но кровь все равно дает знать – все же, не разругались окончательно и отношения поддерживают, пусть и натянутые, осторожные и ныне крайне уважительные друг к другу.

– Сходил бы? – Не настаивая, поинтересовался я.

– Да ну. Отец меня женить хочет, – пожаловался Игорь. – Там не приемы, а смотрины.

– Так женись.

– Чего? – Посмотрел он столь же подозрительно, как Машк, которому подсовывают в миску таблетку.

– А я тебе торт испеку на свадьбу. Тот самый.

– Максим, это подло, – пожаловался он, нервно барабаня пальцами по столешнице.

Как тот же Машк, только хвостом, когда таблетка перемещается в аппетитный кусочек мяса.

– Предложение действует только сегодня.

– Но за что?! – Воскликнул он со взглядом мученика.

– Кто-то же должен в этом кабинете принимать решения!

– Я принимаю!

– Так принимай, – развел я руками. – Я же не заставляю. Но либо сладко и по твоему выбору. Либо горько, через скандал с родней и ту, на которую они укажут.

– А торт большой? – Вновь затарабанил он пальцами.

– Большой, – вздохнул я, прибегая к уступке, работающей в том числе на котов.

– Ладно. – Вздохнул он.

Все это время я игнорировал ошарашенный взгляд Артема.

– Так, а теперь бери бумагу и ручку… Да не торт ты рисуй!

– А как же… – Захлопал он глазами, словно обманутый в лучших чувствах.

– Торт потом нарисуешь и пришлешь почтой. Сейчас другое записывай. Надо сделать ролик: у нас же есть оптимистичный блок в конце новостей про рекордные надои или что-то такое? Вот туда про Еремеевых что-нибудь надо отснять и вставить. Они что-то там за рубеж поставляют, двигатели или вроде того. Как обычно: отечественное, самое лучшее, поэтому берут даже тамошние. Справишься?

– Да легко. – Поморщился он, как от ерунды.

– Спасибо. А мы пойдем.

Нас проводили до дверей, предлагая заходить в любое время. Артем подхватил с кресла Веру, уже отошедшую от стресса и что-то восторженно вещающую про гонорар и первые съемки. На меня она старалась не смотреть, да и я не нуждался в ее внимании.

Дождавшись, когда они выйдут из кабинета, повернулся к секретарю и вежливо попросил у нее конверт. Заполнил его убористым почерком, выводя в получателях адрес лаборатории, а в отправителях – абонентский ящик, арендованный наряду с еще десятком в разных уголках Москвы. Выудил небольшой клок волос, принадлежащих Вере, и бережно поместил в конверт.

– Где исходящая почта?

– Вот тут, – указала она пластиковую конструкцию на краю стола. – Но я могла бы лично…

– Обычным порядком, вместе с остальными конвертами, – отрицательно повел я головой. – И я сегодня ничего не отправлял, вам понятно?

– Абсолютно. – Компенсируя провал в собственном поведении, секретарь излучала суровый профессионализм (то есть, отсутствие любопытства и готовность забывать все по команде).

Скоро узнаем, кто это такой у нас к медведю прицепился и не отстает.

– Случилось чего? – Артем стоял возле лифта в одиночестве. – Вера уже вниз спустилась.

– Мелочь одну чуть не позабыл, – отмахнулся я, прикрывая дверь за собой.

Но перед тем, как она закрылась, отсекая все звуки, до ушей еще успел долететь приглушенный отзвук мечтательной фразы Игоря: