Дурная слава - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Думаю.
— О чем? — начал терять терпение Турецкий.
— Ты ясновидящий, что ли? — прогудела трубка.
— Есть информация?!
— Ну…
— Можешь к нам подъехать, на Дмитровку?
— Не царское это… Конечно, могу! У вас тоже на них что-то есть? — маловразумительно, но возбужденно воскликнул Вячеслав.
— Ну да! Лети быстрей! — Трубка легла на рычаг. — Минут через пятнадцать примчится. Предлагаю пока по чашечке кофе. Клавдия, сооруди нам кофейку, — крикнул Турецкий в сторону двери.
— Вообще-то командую здесь я! — как бы строго напомнил Меркулов, но тут же улыбнулся.
— Извиняйте, гражданин начальник! — как бы подобострастно залебезил Турецкий.
«Мушкетеры, — с улыбкой глядя на них, думал Бобровников. — Каково распределение ролей? Меркулов — Атос; Турецкий, безусловно, Д’Артаньян; незнакомый пока Грязнов, судя по голосу, вылитый Портос. Хотелось бы вписаться в эту команду. Хотя бы в роли Арамиса. А что? Тот тоже не чужд был тайных обществ и борьбе за души паствы»…
Фигуристая Клавдия вкатила сервировочный столик, на котором умещался белоснежный кофейный сервиз, а также тарелочки с бутербродами, вазочка с печеньем. Клавдия разлила кофе, стреляя глазами в Бобровникова, осведомилась, не нужно ли чего-нибудь еще, услышав от Турецкого: «Чего-нибудь еще мы попозже…» — фыркнула породистой лошадкой и выплыла из кабинета походкой модели — нога от бедра.
— И как же вы расстались со Стрельцовым? — осведомился Меркулов, пытаясь переключить внимание мужчин с подчиненной. — Ситуация-то конфликтная.
— Я не стал ее обострять, — ответил Бобровников. — Сделал вид, что смирился с последней волей деда. А Стрельцов, после того как в бой вступила весьма напористая заведующая лабораторией госпожа Баркова, как-то сразу успокоился.
— Даже если признать последнее завещание академика действующим, они не имели права занимать квартиру вашего деда до истечения полугода, — заметил Меркулов.
— Баркова объяснила свое присутствие в доме деда как мимолетный визит с целью проверить, все ли в доме нормально, не текут ли трубы… Будто бы в клинику звонили соседи, жаловались на протечку. То есть дама проверяла целостность сантехники в шелковом пеньюаре. Бред какой-то… Но я не стал заострять внимание на этом факте. В конце нашей беседы Стрельцов заметно повеселел и даже пригласил меня на праздник — день рождения клиники. Дескать, там я узнаю от благодарных клиентов — ВИП-персон, это было подчеркнуто — об уникальности данного учреждения, об их достижениях на ниве негосударственного здравоохранения, и мое мнение изменится к лучшему. Кроме того, мне было предложено пройти бесплатное обследование. В качестве возмещения морального ущерба, так я понял. В частности, доктор Баркова настойчиво предлагала сделать спермограмму. Совершенно бесплатно.
— Зачем? — хмыкнул Турецкий.
— Чтобы оценить качество… продукта, так сказать.
— И ты что? — ухмыльнулся Александр.
— Я отказался. У меня… э-э… нет оснований сомневаться.
Мужчины рассмеялись.
— Но пригласительный билет на торжество на всякий случай взял, вдруг пригодится.
— Это правильно, — одобрил Меркулов.
За дверью послышался рокочущий бас:
— Клавдия, приветствую тебя, королева Генпрокуратуры! Вот тебе цветок!
— Боже, какая роза! Спасибо, Вячеслав! Ты единственный рыцарь в этом темном царстве!
— Заметь, это не я сказал!
С этими словами дверь распахнулась, в комнате появился невысокий, немного грузный человек и сразу заполнил собою пространство кабинета.
— Привет, громодяне! — громогласно возвестил он о своем появлении.
— А вот и Грязнов! — радостно воскликнул Турецкий.
Инна Яковлевна Ратнер собирала посуду с поминального стола. Слава богу, все кончилось! И все прошло пристойно. Дорогой гроб, хорошее место на частном кладбище, где, по ее настоянию, Борис купил еще два места рядом с могилой отца. «Это для нас с тобой, Боренька, чтобы мы все лежали рядышком, в окружении высоких сосен. Смотри, как здесь красиво!»
Борис дергался от ее слов как от зубной боли, но спорить не стал. Он вообще последние дни был молчалив и послушен на удивление. Никаких истерик, столь ему свойственных, молчаливая сосредоточенность. Просто какая-то вещь в себе. Видимо, переживает утрату папаши, тем более что к утрате этой пришлось, так сказать, приложить руки… Ничего, пройдет время, все забудется. А если будет доставать ее своими истериками… Доктор Никитенко вполне определенно намекала… Ладно, об этом потом.
…И поминки организовали богатые. Икорка, фаршированная рыбка, балычок. Окорок запекли… Ну и блинки, и кутья, и кисель — все как положено. Накрыть стол помогла соседка по площадке Раиса, и теперь она же помогла убирать. Борис уединился в комнате отца. Видимо, сидит переживает. Ладно, пусть. От него сейчас толку как от козла молока. Женщины, убрав со стола, переместились на кухню. Инна мыла тарелки, Раиса вытирала их и складывала стопками.
— Какой красивый сервиз у вас, Инночка! Кузнецовский фарфор… — Перевернув тарелку, она задумчиво разглядывала клеймо.
— Это любимый сервиз моей мамы, — откликнулась Инна. — У нас почти вся посуда еще от моих родителей.
— Да… Жалко будет, если делить придется, — как бы про себя заметила соседка.
— Что значит — делить? — подняла бровь Инна. — Ты это о чем?
Соседка тяжело вздохнула:
— Можно я закурю? Я в форточку?
— Кури на здоровье! Так ты о чем? — не отставала Инна. — И что за вздохи такие?
— Даже не знаю, стоит ли тебе говорить, у вас и так горе…
— Говори! — Инна оставила посуду, села возле кухонного стола.
— Ты, Инночка, только не расстраивайся, дело, как говорится, житейское…
— Да что за дело-то? — напряглась Инна.
— У твоего мужа кто-то есть, — выпалила Раиса и жадно уставилась в лицо соседки.
— В смысле? — не поняла та.
— У него есть женщина!
— Быть не может, — выдохнула Инна. — С чего ты взяла? Да он ни на кого, кроме меня, в жизни глаз не поднимал…
— Все когда-то случается впервые, — как бы сочувственно произнесла Рая.
— Да говори толком!
— Не кричи, он услышит! — Женщина понизила голос, почти зашептала: — Значит, так. Иду я как-то раз вечером из гаража. Поставила машину, возвращаюсь домой. Прохожу мимо бара «Ночная птица», он как раз по дороге. И вижу в окне твоего муженька. Сидит он за столиком. На столике этом роскошный букет роз, я, собственно, сначала на розы и загляделась, а потом уже его с бабой увидела.