Хозяин шара - Елена Минькина

— Что с моей дочерью?! Отвечай сейчас же, старая карга?!

— Ой, горе мне, горе, — запричитала Изольда. — Не успела я, Сененмут. Молодые поссорились. Минос решил, что ребенка Бенну нагуляла, гляди, беленький какой…

— Моя Бенну?! Лучше бы ты, старуха, проглотила свой язык! Тебе ли не знать мою дочь?!

В комнату вбежал слуга Сененмута и что-то прошептал ему на ухо. Сененмут побледнел.

— Ах ты тварь! Твой хозяин ответит за все! Убить ребенка, как он мог?!

Изольда не на шутку испугалась и замахала на него руками.

— Ну что ты, Сененмут, говоришь такое! Ребенок жив, в люльке спит себе спокойно. А Бенну скоро придет в себя. Эта кормилица так и не смогла соль найти!

Чеканя каждое слово, Сененмут произнес:

— Я говорю не о сыне Бенну. Я говорю о Синтии. Она жила у меня одиннадцать лет! Она была мне как дочь! Как он мог залезть на ребенка?! В Кемете нет больше таких уродов, как он! Что мне с тобой говорить, старая ведьма!

Сененмут коротко отдал приказание слуге, и тот принес в комнату папирус. Что-то быстро написав на нем, Сененмут приказал:

— Старуха, ты передашь папирус Миносу. Я объявляю его брак с Бенну расторгнутым. А ему я даю три дня на то, чтобы он убрался из города. Все его земли и дворец переходят в собственность города. Я получил одобрение на это от фараона и главного жреца.

Изольда заметалась по комнате и зашептала в бессильной ярости:

— Ты не можешь так поступить с ним!

— Это почему? Я наделен всей полнотой власти! Он превратил наш город в вертеп! С его приходом порушились все моральные устои, в его дворце происходит беззаконие. Я с этим покончу! Я очищу от него город!

— А как же Бенну? — рыдая, старуха выдвинула свой последний аргумент. — Ведь она любит его! Ты хочешь разрушить жизнь дочери, ее счастье?

— Счастье?! Посмотри на мою девочку, что он с ней сделал? Обезобразил лицо, теперь на всю жизнь она останется с этим ужасным шрамом! И если сейчас ты не прекратишь защищать его, я прикажу вырвать твой поганый язык!

Бенну пришла в себя. Открыла глаза, не понимая, что с ней. Наконец память вернулась, и она застонала от ужаса и боли. Слезы градом полились из глаз. Увидев Сененмута, она прошептала:

— Папочка, Минос убил Синтию, он очень плохой человек. Я больше не люблю его!

Обернувшись к старухе, Сененмут закричал:

— Слышала?! А теперь вон отсюда!

— Подожди, подожди, Сененмут, — стала умолять Изольда. — Не выгоняй меня. Позволь переговорить с Бенну. Я знаю одну ее тайну. Ей не понравится, если об этом станет кому-нибудь известно.

Бенну с отвращением взглянула на Изольду.

— Мне уже все равно, Изольда. Что бы ты сейчас ни сказала, Аменхотеп — мой родной сын, и люблю я его больше всего на свете!

Делая последние отчаянные попытки урезонить Бенну, старуха закричала:

— Мы обе знаем, что это не так!

Терпение Сененмута кончилось. Он схватил старуху и, засовывая ей за шиворот папирус, пинком вытолкнул из комнаты. Вернувшись к Бенну, ласково погладил ее по голове.

— Доченька, не волнуйся, старуха больше не потревожит тебя. Пока твой бывший муж здесь, ты поживешь у меня.

Бенну слабо произнесла:

— Папа, он все равно убьет меня. Ты не сможешь вечно меня прятать.

— Это мы еще посмотрим. Бенну, девочка моя, скажи, а где Сенах? Как он допустил такое?

Бенну стало стыдно. Действительно, она совсем забыла о своем друге.

— Папа, он теперь свободный человек. Он ушел, и его нет очень давно. Может, нашел свое счастье…

— Надеюсь, дочка, Сенах вернется. Он предан нашей семье. Я уверен, будь он рядом с тобой, не допустил бы такого. Я забираю тебя отсюда. Скажи, а в моем доме есть зеркала, из которых может появиться твой муж?

Бенну широко открыла глаза:

— Ты знаешь о них?

— Конечно. Мои слуги следят за тем, что происходит в этом доме, и докладывают мне. Я никому об этом не говорил, иначе тебя будут судить за колдовство.

— Но слуги, они могут предать, папа.

— Поэтому я и хочу, дочка, уничтожить эти зеркала.

— Только не это, иначе Сенах не вернется!

— Хорошо, Бенну. Но ты не ответила: есть ли у меня такие зеркала?

— У тебя дома три таких зеркала.

— Хорошо. Ты покажешь мне их, и я выставлю возле каждого охрану. Если твой муж появится, ему тут же отрубят голову.

— Папа, давай не будем рисковать. Прикажи перенести эти зеркала сюда. А я действительно пока поживу с тобой. И еще надо уничтожить подземный ход, ведущий во дворец Миноса.

— Не волнуйся, мои люди уже делают это.

— Папа, — вскричала Бенну, — мы забыли про Халли! Как она попадет к нам, ведь она постоянно пользуется подземным переходом?

— Не волнуйся, мы заберем ее к себе. У меня там есть свои люди, ей помогут бежать.

Но от этих слов Бенну не стало легче. Она подумала: «Два самых близких друга далеко от меня. Что с Сенахом? Его нет уже четыре месяца. Мне так стыдно, я даже не вспоминала о нем. А может, он женился? Он такой неопытный в этих делах!»

Бенну прикрыла глаза. Видя, что дочка устала, Сененмут тихонько вышел из комнаты, отдавая приказания по ее переезду.

Почти стемнело, проливной дождь заставлял прохожих искать укрытие. Марина же никуда не спешила. Зачем прятаться, она и так уже вымокла до нитки. Поглощенная мыслями, Марина не обращала внимания на толчки и извинения прохожих. Все это мелочи по сравнению с только что пережитым.

Дойдя до угла Восьмой авеню, она увидела яркую вывеску и зашла в небольшое кафе. Вкусно пахло едой, Марина вдруг ощутила зверский голод. Она села за столик и огляделась. Народу много, почти все столики заняты. Конечно, зайти сюда — плохая идея, ведь у нее нет ни копейки.

Молодая бойкая официантка в розовом платье и белом переднике быстро подлетела к ней, вручила меню и тут же исчезла. «Посижу минутку, погреюсь и пойду дальше», — решила Марина. Куда она пойдет, Марина не представляла. Тот тип будет ждать ее у калитки, это понятно. Надо выиграть время. Или все-таки найти другую калитку? Но Аркогинус говорил, что только эта приведет ее быстро домой. Что же делать?

Официантка снова возникла перед ней:

— Ну, что будешь есть?

От неожиданности Марина уронила меню на пол.

— Откуда ты знаешь, что я русская?

— Да я нашу узнаю из тысячи. Знаешь, как русских узнают?

Марина покачала головой.

— По глазам. У русских, даже когда они улыбаются, глаза грустные, поэтому иностранцы любят трепаться о загадочной русской душе. А это не душа, это жизнь у вас такая собачья.