Соблазнить дьявола - Лиз Карлайл

– Остановись, пока тебя не повесили, – умолял он. – Поклянись, что этого не случится.

Она долго молчала.

– Вряд ли это случится. Но леди Кертон… Господи, я думаю, она знает или по крайней мере подозревает. И все же я полагаю, она будет молчать.

– Леди Кертон я беру на себя, – мрачно сказал он. – Кто еще, кроме вас с Джулией, может знать? Кто еще способен догадаться?

– Что я – Черный Ангел? Для этого ни у кого нет достаточных оснований. За исключением тебя, Элерик. Тем не менее, ты не догадался.

– Как ни странно, догадался. Только не мог представить, какой в этом смысл. Но, боюсь, кто-нибудь может оказаться более проницательным. И что нам тогда делать, Сидони?

– Этого не случится, клянусь. Я буду в высшей степени осторожна.

Девеллин не разделял ее уверенности.

– Лучшая для тебя защита – это брак со мной. Конечно, моя репутация не прибавит тебе уважения, но хотя бы никто уже не посмеет обвинить тебя в преступлении.

Сидони взяла его руку, прижала к губам.

– Ты более рыцарственный, чем хочешь признаться, Девеллин. Это одно из первых достоинств, которые я сразу заметила. Обаяния у тебя нет, это правда. И все же ты очаровал меня, как не смог до тебя ни один мужчина.

– Это значит «да»?

– Разумеется, нет. Слишком многим нужна помощь. В мире так много несправедливости. Попытайся меня понять, Элерик. Кроме того, твоя семья была бы в ужасе.

Девеллин, казалось, окаменел.

– Мой отец в ужасе от каждого моего слова. Но мать будет настолько благодарна, что, возможно, упадет тебе в ноги.

– Элерик, они сочтут меня просто бедной родственницей, – предупредила Сидони. – Незаконнорожденной бедной родственницей, мать которой…

Он приложил к ее губам палец:

– Не говори так, Сидони. Она была твоей матерью. Что же касается моей, то она будет только приветствовать, если ты выйдешь за меня.

Сидони искоса взглянула на него:

– Ты сошел с ума.

– Возможно, – согласился он. – И все-таки я не потерплю, чтобы тебе причинили вред или повесили. Это до сих пор меня поражает, но я хочу, чтобы ты стала моей женой и родила мне детей. Последние несколько часов я жил как в аду, представляя, что может с тобой случиться. Господи, Сидони, ты не любишь меня? Хоть немножко? Она закрыла глаза и долго молчала.

– Меня даже пугает глубина того, что я к тебе чувствую. Я люблю тебя, Девеллин. Вот я и сказала. Полагаю, ты не используешь это как оружие против меня?

Он пылко ее поцеловал.

– Слава Богу. Выходи за меня, Сидони. Пожалуйста.

– Ты меня искушаешь.

– Тогда просто скажи «да», Сидони! – приказал он. – Со мной ты будешь в безопасности.

Она колебалась, что вселило в него надежду.

– Девеллин! А что скажут люди?

– Они скажут, что ты сделала ужасную партию, – ответил маркиз, беря ее за руки и заглядывая ей в глаза. – Послушай, Сидони. Через несколько дней мать дает бал в честь рождения моего отца. Я хочу, чтобы ты пришла. Моя мать собирается пригласить тебя, ввести в общество. И твоего брата тоже. Я уже сказал ей.

– О нас? – воскликнула Сидони. – Боже, Девеллин, нет!

– Да, о нас. И твоем брате. Она совсем не огорчилась. Напротив, пошла еще дальше, сказав, что после той неудачной сцены в доме Уолрейфена я обязан на тебе жениться.

– Нет, Элерик, – печально сказала она. – У меня есть прошлое. И я вряд ли могу от него отказаться. Если даже твоя мать и примет меня, твой отец – никогда.

– Проклятие! Какое это имеет значение?

– Возможно, никакого. Хотя, полагаю, для тебя это имеет большее значение, чем ты думаешь.

Он принялся возражать, и она приложила два пальца к его губам.

– Хорошо, властный задира. Я пойду на этот бал. Достану из шкафа семейную историю и даже публично ее обнародую. Сделаю все, что в моих силах, чтобы произвести там хорошее впечатление. Но ты просишь меня отказаться от Черного Ангела, то есть совершить, возможно, самый значительный поступок в моей незначительной жизни.

– Будь моей женой. Одно это уже станет огромной задачей, Сидони. Но я по крайней мере богат. Представь, сколько добра может сделать маркиза Девеллин с помощью денег своего мужа.

Сидони глядела на него с подозрением.

– Если я пойду на такую жертву… нет, я этого не обещаю… то, что в обмен сделаешь ты?

– Что я сделаю? Дьявол побери, разве это важно?

– Я уверена, твой отец горд. Но если он протянет руку к примирению, ведь ты примешь ее ради своей матери?

– Я хочу жениться на тебе, – сказал Девеллин. – Кроме того, отец скорей умрет, чем протянет руку.

– Он может удивить тебя. Или ты можешь оказаться прав. Единственное, что я хочу сказать, Элерик: не оставляй между нами какой-либо недоговоренности. Я сделала это, и ненужные слова оставили у меня во рту горький привкус.

Он бросил на нее скептический взгляд:

– Что ты имеешь в виду?

– Джордж говорит, все хитрости с Черным Ангелом не что иное, как выражение чувств к матери. Я боюсь, что он прав. В юности я не понимала, насколько ужасной была ее жизнь, сколько позора заставил ее вынести мой отец. Я обиделась, когда мать отослала меня. Я чувствовала себя нелюбимой. И сбежала.

– Бедная девочка. – Он коснулся губами ее лба. Сидони отодвинулась, чтобы видеть его глаза.

– Я не вернулась, Элерик. Даже потом, когда отец умер, и она умоляла меня приехать, я игнорировала ее попытки к примирению. И получала некое извращенное удовольствие. Я очень много думала об этом в последнее время. Наверное, в глубине души я всегда чувствовала, что будет еще возможность для примирения. Ведь я не предполагала, что она умрет такой молодой. Атеперь я даже не знаю, какой она была. Знаю только, что она была, как и все мы, человеком с присущими ему недостатками. Что бы она ни хотела мне сказать, если хотела, я никогда уже этого не услышу.

– Но мой отец живет всего в нескольких милях от Кента, – возразил Девеллин. – Если бы он хотел примирения, он бы давно мог это сделать. Наш разрыв, Сидони, более непримиримый.

– Отлично! – вздохнула она. – Но помни, Элерик, если я соглашусь на твое предложение, то буду выражать свое мнение и свое отношение.

Девеллин мрачно взглянул на нее:

– Боже, Аласдэр предупреждал, что так и произойдет.

– Что произойдет?

– Вмешательство. Осуждение. Понукания. – Губы у него дрогнули в улыбке, но хмурое выражение осталось. – Все эти женские штучки начинаются сразу, как только человек задумает остепениться.