Милая девочка - Мэри Кубика

– Откуда тебе знать?

– Не могли.

Я отворачиваюсь, натягиваю одеяло до шеи и ложусь.

Прошу ее выключить свет и спрашиваю:

– Ты не хочешь спать?

– Почему ты так уверен?

Мне этот разговор совсем не нравится. Неизвестно, до чего мы договоримся.

– Какая теперь разница?

– Скажи, ты бы захотел познакомиться со мной, если бы не был должен? Ты подошел бы ко мне тем вечером?

– Не забывай, если бы не работа, меня бы не было в том баре.

– А… если предположить, что ты бы все равно пришел?

– Нет.

– Нет?

– Я бы не стал с тобой знакомиться.

Слова будто хлестнули ее по лицу.

– Хм…

Она подходит и выключает свет. Нет, так нельзя все оставлять. Я не хочу, чтобы она ложилась спать расстроенной.

– Все совсем не так, как ты подумала, – произношу я в темноту.

Она пытается защищаться. Это и понятно, я оскорбил ее.

– Откуда тебе знать, что я думаю.

– Дело совсем не в тебе.

– Конечно, во мне.

– Мия…

– Тогда в чем?

– Мия.

– Что?

– С тобой это совсем не связано. Поверь.

Я лгу. Дело именно в ней. Она уже доходит до дверей спальни, когда я решаюсь:

– Когда я впервые тебя увидел, ты выходила из подъезда дома, а я сидел на ступеньках здания напротив и наблюдал за тобой. До этого я видел твою фотографию. Позвонил из автомата на углу и повесил трубку, когда ты ответила. Я знал, что ты дома. Не помню, сколько тогда пришлось ждать, может, минут сорок или час. Мне надо было выяснить, во что я ввязываюсь. И потом я увидел тебя сквозь стеклянные двери. Ты спускалась по ступенькам на первый этаж и говорила по телефону. Вышла и села на ступеньку, чтобы завязать шнурок. Я помню, как красиво рассыпались по плечам твои волосы, когда ты вскинула голову. Мимо проходила женщина со сворой собак. Их было штук пять. Она что-то сказала тебе, и ты улыбнулась, а я подумал, что в жизни не видел… не видел… Я не знаю… Я в жизни не видел такой красивой девушки. Ты пошла вниз по улице, а я сидел и ждал. Мимо шли прохожие, проезжали машины и такси, люди выходили из автобуса на углу. Было часов шесть или семь, стало темнеть. Погода была не самой хорошей, обычный серый осенний день. Наконец ты вернулась. Прошла мимо меня и перебежала через дорогу, махнув такси, которое притормозило, чтобы уступить тебе дорогу. Я был почти уверен, что ты меня заметила. Ты достала ключ и открыла дверь. Теперь я уже тебя не видел, должно быть, ты поднималась по лестнице. Потом в окне твоей квартиры зажегся свет. Я пытался представить, что ты сейчас делаешь. Думал, чем бы мы занимались, если бы я был там, с тобой. Ведь все могло сложиться не так, могло быть совсем по-другому.

Она слушает, не издавая ни звука. Я замолкаю, и она говорит, что помнит тот вечер. Но небо не казалось ей мрачным, хотя было какого-то странного цвета – смесь хурмы и сангрии – с проблесками рассеянного солнечного света. Только Бог мог создать такие краски.

– И женщину я помню. Она вела на поводке трех черных лабрадоров и золотистого ретривера. Ее девяносто с лишним фунтов не были проблемой для рвущихся вперед псов.

Помнит она и звонок, который вызвал в душе чувство тоски и одиночества. Ее друг собирался работать в тот вечер, но хуже всего то, что она была этому рада.

– Я тебя не заметила, – шепчет она. – Я бы запомнила.

Она подходит и садится на диван. Откидываю плед, и она ложится рядом, прижавшись спиной к моей груди. Я чувствую, как бьется ее сердце, как кровь пульсирует в моей голове. Кажется, даже она должна это слышать. Накрываю ее и обнимаю, дотянувшись до ладони. Наши пальцы переплетаются. Через некоторое время она перестает дрожать, и я осмеливаюсь погладить ее по плечу. Близость друг к другу позволяет нам почувствовать себя единым целым. Я зарываюсь лицом в ее грязные светлые волосы и вдыхаю аромат кожи. Мы живы, и внутри каждого из нас происходит такое, отчего перехватывает дыхание.

Мы погружаемся в мир, где не существует никого, кроме нас. Где ничто не имеет значения. Ничто, кроме наших чувств.

Я просыпаюсь один. Ее тело больше не прижимается к моему. Чего-то не хватает, хотя прошло не так много времени с той поры, как все было хорошо.

Нахожу ее сидящей на ступенях крыльца. Она же замерзнет. Кажется, она даже не замечает холода.

На ее ногах мои ботинки, и еще она завернулась в одеяло. Ботинки кажутся на ней огромными. Она медленно сдвигает носком снег со ступени и смотрит, как он падает вниз. Край одеяла лежит в снегу и уже намок. Я смотрю на нее из окна и решаю пока не выходить.

Я жду. Готовлю кофе. Надеваю куртку. И жду.

Наконец я решаюсь переступить порог.

– Эй, возьми. – Протягиваю ей кружку. – Согреешься немного.

– О, прости, – спохватывается она, глядя на мои ноги. – Я надела твои ботинки.

Останавливаю ее, не позволяя снять их. Говорю, что все нормально. Мне нравится видеть ее такой. В моих ботинках. Нравится, когда она лежит рядом со мной в постели. Я могу к этому привыкнуть.

– Холодно, – говорю я. Да, чертовски холодно.

– Да?

Мне нечего на это сказать.

– Пожалуй, я пойду. – Мне кажется, если человек решил мерзнуть, пусть он это делает один.

Вроде бы ничего особенного не произошло, но для меня много значило, что она лежит рядом, на одном диване со мной, что я могу ощущать тепло ее тела, прикасаться к гладкой коже, слушать, как она тихо похрапывает во сне.

– Без ботинок тебе холодно.

Опускаю голову и смотрю на ноги. Я стою на тонком, покрытом снегом льду.

– Да, – киваю я и захожу в дом.

– Спасибо за кофе, – слышу за спиной.

Не знаю, что я хотел от нее услышать, но только не это.

– Да, – опять киваю и захлопываю дверь.

Я потерял счет времени, но прошло достаточно, чтобы я стал злиться. Злиться на себя, что разозлился на нее. Меня не должно это задевать. Плевал я на все.

И тут появляется она. Щеки стали рубиновыми от мороза, волны волос обрамляют лицо.

– Не хочу оставаться сейчас одна, – заявляет она и вешает одеяло на дверь. – Уже и не вспомнить, когда последний раз мне кто-то говорил, что я красивая.

Мы смотрим друг на друга, будто впитывая излучаемую энергию, вспоминая, что мы можем дышать.

Она идет ко мне, медленно и как-то смиренно. Ее руки касаются меня с осторожностью. Последний раз я оттолкнул ее, но тогда все было иначе.

Она была совершенно другой женщиной.