И пришел с грозой военной… - Константин Калбазов

Тринадцатого апреля армия Куроки сбила со своих позиций отряд генерала Засулича на реке Ялу, отбросила его и выдвинулась к Фынхуанчену, создав таким образом угрозу главным силам Куропаткина и сковав его действия, что способствовало проведению десанта. Двадцать второго апреля японцы приступили к десантной операции под Бицзиво, чему никак не противодействовала выдвинутая дивизия генерала Фока. Сам Макаров попытался провести атаки с моря и имел кое-какой успех, нанеся противнику потери, но в целом это не сыграло особой роли, если позабыть о тех около двух тысяч несчастных, нашедших свое последнее пристанище на дне моря близ побережья Квантунского полуострова. Сегодня было первое мая – именно в этот день в известной друзьям истории была совершена минная постановка, в результате которой подорвались и затонули два японских броненосца, вот только командовавший на тот момент эскадрой адмирал Витгефт не организовал своевременной атаки японских кораблей. А Макаров не преминул воспользоваться успехом минного удара и атаку организовал. Так что, в общем и целом, сценарий оставался прежним, вот только с некоторыми отличиями, но коренных изменений они пока внести не могли.

– Ну здравствуй, Сережа.

Гаврилов, по обыкновению, сграбастал в свои объятия Звонарева, словно они не виделись как минимум год, хотя с последней встречи прошло всего-то две недели. Проходящие мимо, не скрывая своего удивления, взирали на эту сцену встречи.

Было чему удивляться – как-никак подпоручик и прапорщик, представители офицерского корпуса. Понятно, что по призыву, кадровые военные выглядят иначе, как-то более подтянуто и чопорно, что ли. Эти вроде тоже форму носят не как гражданское платье, и сидит она на них ладно, но что-то неуловимое указывает на то, что она оказалась на их плечах совсем недавно. Отчего такое впечатление, непонятно, но вот есть – и все тут. Хотя если на прапорщике, сильно уступающем телосложением подпоручику, она новая, то на первом уже успела пообмяться, что возможно только при длительном ношении. Однако любой даже неискушенный мог определить их принадлежность скорее к гражданскому сословию, нежели к военному.

В этом не было ничего удивительного. Гаврилов все же был больше бойцом, да и не так много найдется мичманов в том флоте, где ему приходилось служить раньше, которых бы отличала строевая выправка. Это же относилось и к Звонареву. Единственный из их тройки, кого выделяла осанка и манера держаться настолько, что офицер лез даже сквозь гражданское платье, – это Песчанин. Но он – вообще отдельная статья, так как этому способствовало множество факторов, как то: преемственность в семье, в которой мужчины всегда служили в офицерском корпусе, а яблоко от яблони, как известно, далеко не падает, соответствующее воспитание, серьезное занятие бальными танцами в юности, наконец, образ офицера, сформировавшийся у него, еще когда он был мальчиком. Всего этого не было у его друзей, пришедших на флот, как говорится, от сохи. Последние же несколько лет вполне гражданской жизни выветрили и то немногое, что было.

– Слушай, Семен, ты не мог бы как-нибудь по-другому выражать свою радость? Ведь невесть что подумают.

– Боишься, причислят к секс-меньшинствам? – понизив голос и доверительно наклонившись к Сергею, озорно спросил Гаврилов.

– Ой, ну надо же, какие слова мы знаем.

– Погоди, ты еще всего моего словарного запаса не слышал. Якорная цепь.

– Весь запас – лучше не надо.

– Не буду, – легко согласился гигант. – А это, стало быть, и есть твой корабль, которому предстоит бороздить просторы Маньчжурии? – осматривая стоящий на запасных путях бронепоезд, поинтересовался он.

– Ну пока только Ляодунского полуострова, но будем надеяться, что твои слова окажутся пророческими.

– Калибр, конечно, впечатляет, но вот все остальное…

– Что, непохож на те, что ты видел в фильмах?

– Ты говори-говори, да не заговаривайся. Сколько раз повторять – это вы с Антоном, ничегошеньки в этой жизни не видели, а я – дело совсем другое.

– Это ты не заговаривайся. Где это ты мог наблюдать бронепоезда, если в последний раз их использовали только в Великой Отечественной?

Бронепоезд в настоящее время находился на запасных путях в районе депо, так что они вполне могли общаться, отойдя в сторонку и имея возможность рассмотреть его со стороны в целом. Того, что их разговор могут услышать, друзья не опасались: хотя их и было прекрасно видно, разобрать, о чем именно идет разговор, было невозможно. Если, конечно, не озаботиться каким-нибудь умельцем, вооружившимся биноклем и умеющим читать по губам. Других методов для прослушки пока не существовало – разумеется, если позабыть о стакане, приставленном к стене, и приложенном к стакану ухе.

– На Забайкальской железной дороге. Еще в шестидесятые, когда отношения с Китаем все еще были ой как далеки от дружеских, на границе появились бронепоезда – внушительное, скажу тебе, зрелище.

– Да они устарели как оружие даже во Вторую мировую.

– Ну с охраной железнодорожных узлов и сопровождением эшелонов они вполне справлялись. Или ты думаешь, их собирались использовать, чтобы давить китайскую пехоту? Так что несколько штук, вооруженных вполне современным оружием, имелись.

– Слушай, и где только тебя не носило, пока ты служил во имя чистого и светлого.

– Это точно.

– Вот только шестидесятые… Тебя же еще не было.

– А ты не лыбься. Если хочешь знать, там есть целые полустанки, на запасных путях которых и по сей день, ну пока мы там были, стоят десятки паровозов на консервации. А что, им никакой топливный кризис не помеха, угля в Сибири и на Дальнем Востоке завались, так что могут еще и сгодиться. Вот и бронепоезда имеются.

– Ну это-то, по большому счету, не бронепоезд, а подвижная батарея.

– Понятно. А я, признаться, когда ты рассказывал о нем, представлял себе нечто иное.

– Семен, ты ведь не фантазер. Ну в какую башню можно затолкать такое орудие на железнодорожной платформе?

– Тоже верно, – задумчиво проговорил Гаврилов, внимательно осматривая бронепоезд.

Он, конечно, отличался от того, что ему представлялось, но впечатление производил. Четыре платформы со стодвадцатимиллиметровыми морскими орудиями, сейчас повернутыми по оси состава, и стальными бортами не выше метра. Между орудийными четырехосными платформами уютно устроились небольшие стальные вагончики на двухосных, с башенками в виде усеченной пирамидки. Судя по конструкции, передвигаться внутри них можно было только согнувшись в три погибели, ну это если Семену, но и остальным не больно-то получится расправить плечи, потому как высота помещений получалась метра полтора, ну, может, чуть больше. Понятно: чем приземистей конструкция, тем сложнее в нее попасть. Впереди состава было две орудийные платформы с вагончиком посредине, далее следовал паровоз, о чем напоминала только труба, так как стальной короб с наклонными плитами в верхней части никак не походил на локомотив. Сразу за паровозом – тендер, над которым возвышались две башенки, одна впереди, другая сзади. Передняя, как видно, командирская, с узкими прорезями для наблюдения, а сверху что-то напоминающее перископ. Над задней был хорошо виден дальномер концерновской конструкции. Уж эти два сооружения никак не отличались приземистостью, возвышаясь над стальными вагонами как минимум на метр, а то и больше. Понятно. Паровоз никак не урежешь и в землю не вобьешь. А тендер… В конце концов, он выступает как единое целое с ним, опять же командиру и дальномерщику обзор нужен.