История Хэйкэ - Эйдзи Есикава

Тадамаса находился в сумеречной комнате для слуг. По прибытии сюда он обнаружил, что ему приготовили воду для купания, а на ужин он поел риса. Уверенный в том, что его жизнь вне опасности, Тадамаса заснул крепким сном. Утром он с аппетитом позавтракал, а затем стал думать о сыновьях, рассеявшихся после сражения по разным местам. Где они сейчас? Схвачены или убиты?

– Здесь Тадамаса из дома Хэйкэ?

Тадамаса увидел, как вошел представительный воин, видимо не так давно перешагнувший двадцатилетний возраст. Воин был чем-то похож на Киёмори, но Тадамаса не находил, чем именно.

Не без бравады в голосе Тадамаса ответил:

– Это я. А вы кто?

– Токитада, помощник секретаря двора его величества.

– А, брат Госпожи Харимы. Вопреки моим ожиданиям, Господин Харимы великодушно предоставил мне убежище. Польщен вашим визитом.

– Очень рад. Воин должен быть достоин своего звания до конца жизни. Если вам угодно побриться и причесаться, я подожду некоторое время.

– Подождете? Меня нужно куда-нибудь доставить?

– Все произойдет в четыре часа дня. Меня послали доставить вас в цепях.

– Что? Я буду закован? Кто приказал это?

– Сам Господин Харимы.

– Не может быть! Позовите Господина Харимы! Скажите, я хочу поговорить с ним.

– Это не поможет вам. Этим утром мы получили от двора указание обезглавить вас в четыре часа дня.

– Нет!

Когда Тадамаса поднялся на подкашивающихся ногах и запротестовал, Токитада бросился на него, и они оба покатились по полу, борясь друг с другом. Воины, ожидавшие за дверью, быстро ворвались в комнату с веревками и связали Тадамасу.

– Позовите племянника! Приведите сюда Господина Харимы! Почему он обманул беспомощного старика? – кричал Тадамаса.

Однако дверь в его комнату была заперта, а снаружи выставлена охрана. Токитада быстро удалился.

Киёмори провел утро один в своих покоях. Он помнил слова Синдзэя, но на душе было тяжело.

– Задание выполнено.

– А, это ты, Токитада? Он что, сопротивлялся?

– Он бурно возмущался. Как мерзкий старик, предчувствующий свой конец.

– Если бы я знал это, то не пожалел бы его и заковал прямо на месте встречи. Так бы он скорее признал свою вину.

– Вряд ли. Не забывай, что это Тадамаса из дома Хэйкэ. Он никогда не признает своей вины.

– Ты видел указ из дворца о его аресте?

– Да, видел. Казнь состоится сегодня в четыре часа дня на берегу реки, недалеко от моста Годзё.

– Подумать только, я всю ночь мучился мыслями о Тадамасе, а теперь получен приказ об отсечении голов и трем его сыновьям! Этого хочет Синдзэй.

– Это не хуже того, что нам пришлось испытать в бою, когда наши сандалии пропитались кровью.

– Война – другое дело. Есть разница во всяком случае.

– Это – тоже война. Почему ты считаешь, что место казни не является полем сражения?

Непримиримость Токитады была для Киёмори более утешительной, чем доводы Синдзэя.

– Тогда вздремнем немного. До четырех еще осталось несколько часов.

Киёмори лег, глядя в летнее небо. Он видел из-под карниза, как плывущие облака пересекают поверхность солнечного диска, погружая землю попеременно в резкую тень и ослепительный свет.

С окончанием войны публичные казни стали каждодневным событием, но простой народ не проявлял признаков усталости от этого спектакля. На обоих берегах реки Камо у моста Годзё собиралась разноцветная толпа. Чиновники, которые рассматривали казни как полезный урок для черни, не делали попыток рассеять зевак. Между тем приближалась гроза. Сильные порывы ветра приподнимали края полосатой драпировки, покрывавшей место казни, и угрожали сорвать ее совсем. Упали несколько крупных капель дождя.

Трое юношей смиренно сели на коленях на бамбуковых ковриках, постеленных на равном расстоянии от берега реки. Рядом судебный исполнитель от императорской стражи, завершивший подготовку узников для казни, ожидал появления Киёмори и Токитады. Их прибытие произвело легкое волнение в толпе зевак. Киёмори спешился и стал спускаться в направлении реки, обмениваясь любезностями с ожидавшими казни чиновниками. За ним последовал Токитада, по бокам которого шествовал военный эскорт, конвоировавший на привязи Тадамасу. Узнику было приказано занять место на четвертом коврике. Вдруг трое юношей поднялись на ноги и закричали: «Отец!» Веревка, которой были связаны пленники, крепилась к столбу. Когда юноши вскочили, она снова потащила их вниз и разметала на месте казни. При виде сыновей Тадамаса вспомнил об отцовском долге и стал увещевать их:

– Успокойтесь. Мы должны смириться. Мне тоже горько, но я благодарен судьбе за непредвиденный случай увидеть вас всех вместе еще раз. Наша участь предопределена кармой. – Голос Тадамасы, осевший от пререканий со стражниками, усилился до мощного хрипа: – Послушайте, сыны! Нас привела сюда умирать судьба воинов, однако мы не опустились так низко, как это животное, неблагодарный Киёмори! Что плохого мы сделали, выразив лояльность своему сюзерену? Мы всегда помнили его благодеяния… Посмотрите на него, на этого Киёмори, которого я давно знаю. Есть ли на свете пример большей неблагодарности! Чего же нам стыдиться?

Тадамаса бросил взгляд на Киёмори, сидевшего на циновке. Тот ничего не сказал. Он смотрел на дядю, находившегося на пороге смерти. Лицо Киёмори утратило естественный цвет и стало пепельным.

Тадамаса разразился новыми обличениями:

– Киёмори! Если у тебя есть уши, то слушай! Неужели ты забыл то время, когда у Тадамори не было ни гроша и он не мог тебя кормить даже жидкой рисовой кашей. Сколько раз он посылал тебя занимать у меня деньги?

Киёмори не отвечал.

– Разве ты не помнишь, как приходил ко мне холодными зимними днями в заплатанной одежде, как нищий, с жалобами на тяжкую жизнь? Ты забыл, как со слезами глотал еду, которую я давал тебе из жалости? Смешно подумать, но этот голодный зверек превратился сейчас в великого Господина Харимы! Что было, то было, но мыслимо ли предавать своего дядю, который обласкал тебя в детстве? Достоин ли называться мужчиной тот, кто обменял мою голову на милости двора? Ты ничтожнее скотины! Ответь, если сможешь!

Господин Харимы, однако, сохранял молчание.

– Не ожидал я от тебя этого. Как ты мог так поступить? Как пришло тебе в голову обезглавить меня – твоего благодетеля, брата твоего отца? Возможно, моя участь предопределена кармой. Тогда будь что будет. Я не стану произносить молитвы, но буду повторять имя Тадамори снова и снова, ожидая удара палача. – В голосе Тадамасы зазвучали истеричные ноты: – Вот он приближается, смертельный удар!

Тучи над головами людей становились все тяжелее, сгущая сумрак над местом казни. Отсутствие солнца на небе не позволяло определить время. В отдалении прогрохотал гром. Поверхность реки покрылась рябью. Холодный ветер поднимал на ней волну, гоня перед собой тучи песка и пены, заставляя трепетать драпировку на берегу реки. Должностные лица, хотя и привыкли к казням, сбились тем не менее в группки, словно опасаясь новых декламаций Тадамасы. Холодные капли дождя, казалось, однако, встряхнули их.