Писатель - Александр Молчанов

– Вот что значит пьяный за рулем.

– Надо вызвать «Скорую»!

– Да он уже готов, надо труповозку.

– Есть у кого-нибудь мобильный телефон?

Нина стояла в толпе и смотрела на Лупоглазого. Он не шевелился.

Сзади подбежал Борис и вцепился ей в плечо.

– Сука, – выдохнул он, – ты что творишь? Я тебя убью.

Он развернул ее к себе. На его лице было бешенство. Но в глазах – в глазах был страх. Нина увидела этот страх. И он понял, что она увидела.

– Вечером поговорим, – сказал Борис, – я тебя за это накажу.

Нина вернулась на свое место. Странно, но ни одна из книг не пропала. Время от времени Нина посматривала в сторону дороги. Борис теперь не отходил от нее, пасся рядом, среди покупателей. Нина видела, как подъехала «Скорая», как Лупоглазого подняли, положили на носилки и погрузили в машину. И она слышала разговоры людей, которые были рядом с Лупоглазым, когда его грузили в машину.

– Насмерть?

– Нет, говорят, он еще живой.

– А водителя грузовика так и не нашли.

– Номер никто не запомнил.

– Ну если этот сбитый остался жив, то и искать не будут.

– Да, наверное, не будут.

– А если бы насмерть?

– Ну не насмерть же.

– Получается, он так и останется безнаказанным?

– Получается, так.

Нина посмотрела на Бориса, который стоял рядом. Она впервые посмотрела ему прямо в глаза. И вдруг улыбнулась. Это было так неожиданно для Бориса, что он тоже улыбнулся ей в ответ.

Андрей вернулся в редакцию. У входа толпились журналисты, курили и болтали. Кажется, даже посмеивались. Эти и на тонущем «Титанике» бы курили, болтали и посмеивались.

– Как там ситуация? – спросил Андрей.

Оврагова махнула рукой.

– Посмотри, сам увидишь.

Андрей поднялся по лестнице и вошел внутрь. Коридор был залит водой. Двери в кабинеты были открыты. Пахло гарью. По коридорам бродили какие-то незнакомые люди. Андрей прошел через приемную, в которой Галя плакала над горшками с переломанными цветами, и вошел в кабинет Новикова. Здесь тоже все было залито водой. Бумаги на столе Новикова превратились в кашу.

Андрей услышал отрывок разговора:

– Все компьютеры погибли. Сервер тоже. И все архивы.

Рядом с Новиковым стояли несколько человек, среди которых Андрей с удивлением узнал Толика. Когда Андрей вошел, Толик обернулся и показал на него пальцем.

– Да вот же он.

Новиков скрестил руки на груди и посмотрел на Андрея, насупившись.

– Ну что, доволен?

– В смысле? – не понял Андрей. – Что я пропустил?

– Мне просто интересно, что ты дальше сделаешь, – возмущенно сказал Новиков, – выгонишь меня из моей квартиры? Похоже, к этому идет.

– Ага, – сказал Андрей, – правильно ли я понял, что этот гражданин обвинил меня в поджоге?

– Да, да, – кивнул Толик, – можешь не оправдываться. Отмазаться не получится. Соседи видели, как ты по занавеске вылезал из окна. И занавеска висит на месте.

– Ну. И что? – спросил Андрей. – А ты можешь объяснить, что ты делал возле редакции ночью? Я-то в редакции живу.

– А я просто гулял.

– Ночью?

– Это не запрещено.

– Возле рынка?

– Здесь что, запрещено гулять?

– Слушайте, его версия не выдерживает критики, – сказал Андрей, повернувшись к присутствующим, – я его видел ночью рядом с пожаром. Он признался в том, что поджег редакцию, потому что я отбил его девушку…

Новиков побагровел, и Андрей понял, что он ляпнул глупость.

– Поджигатель! – заорал Новиков. – Хватайте его.

Андрея схватили за руки и за плечи.

– Ведите его в милицию.

– Ну слава богу, хоть не к ближайшему дереву, – сказал Андрей, – я уж думал, вы меня собираетесь линчевать.

– Мерзавец! – орал Новиков. – Я тебя в тюрьме сгною! Ты уничтожил мою газету! Сволочь!

– Отпустите руки, – сказал Андрей, – я сам пойду. Собираюсь написать заявление на этого гражданина.

Он кивнул в сторону Новикова. Новиков задохнулся от возмущения, и Андрей пояснил:

– За публичные оскорбления и клевету.

– Это я подожгла редакцию.

Все обернулись.

В дверях стояла Оксана. В руке она держала дымящуюся сигарету.

– Что ты сказала? – перепросил Новиков.

– Отпустите его. Это я подожгла редакцию.

Андрея отпустили.

В рюкзаке осталось две или три непроданных книги. Нина шла впереди налегке, Борис сзади. Он слегка напевал. Чувствовалось, что он доволен. Время от времени он засовывал руку в карман брюк и ощупывал пальцами смятые купюры. Подойдя к дому, остановились. Борис отпер дом и пропустил Нину вперед. И когда она переступала порог, он протянул ногу и толкнул ее в спину. Нина запнулась об его ногу и упала лицом вперед, едва успев подставить руки. Борис наклонился к ней.

– Ты что, тварь, думала, я все забыл и все простил? Я тебе не Лев Толстой. Я тебе покажу волоковецкий пацифизм. Иди сюда, буду тебя учить уму-разуму.

Борис схватил ее за предплечье, поднял рывком и потащил через всю комнату. Нина не сопротивлялась.

– Я тебе что говорил? Сидеть на месте. Никуда не уходить. А ты что сделала? Ушла. Значит, ты меня не послушалась. Значит, я не могу тебе доверять. Ну что же, будем тебя учить жизни, раз так.

Борис бросил ее на комод, заставленный картинками и сандаловыми палочками. Комод заскрипел, палочки и картинки посыпались во все стороны.

– Стой здесь, – приказал Боря. Нина замерла, съежившись, прижавшись к комоду всем телом. Борис смотрел на нее, как бы примериваясь, с чего начать задуманную экзекуцию.

– Вот думаю, что мне с тобой лучше сделать, – сказал он наконец, – столько идей возникает. И все мне нравятся.

Нина молчала, стиснув зубы. Борис подошел к ней, схватил ее за волосы и развернул ее лицом к себе.

– Что меня больше всего в тебе бесит, – сказал он, – так это то, что ты все время молчишь. Хоть бы сказала что-нибудь. Попросила прощения. Сказала, что этого больше не повторится. Что ты будешь меня слушаться.

– А это поможет? – спросила Нина.

– И то верно, – ухмыльнулся Борис и макнул ее лицом в комод. Послышался глухой стук, Нина почувствовала солоноватый привкус крови на разбитой губе.