Пришелец - Фёдор Быханов

И все-таки чудо произошло. И взяло оно отсчет с того самого момента, когда главные на острове музыкальные инструменты перестали стучать о высоких материях духовности и нравственности, почерпнутых от создателя прежних шедевров в бахбородинском духе.

Теперь они, как не бывало, ни когда прежде, переключившись на материальные низости, порожденные новым откровением месье Макароноухого, сильно боявшегося за личное благополучие над волнами.

Только и маэстро не оплошал. Им атака была благополучно отбита.

Вначале с откровенной тоской услышавший чужие звуки, порожденные не его личной творческой мыслью, маэстро Бахбородинский готов был пасть духом. Признал в нем своего конкурента. Но вовремя опомнился. И тут, уже серьезно забываемый своими прежними поклонниками, маститый некогда песнетворец вдруг решительно вышел из прежней, всех вокруг гнетущей прострации.

Ударив себя в грудную клетку, украшенную наколками скрипичного и басового ключей, он выдал такое, чего мало кто мог ждать от столь, культурного прежде, человека.

Маэстро публично и громогласно, насколько позволяло его собственное форте, мирно покоившееся прежде в луженой глотке, внезапно заявил про сокровища, буквально, свалившиеся на Богатый Остров с неба на ковре-самолёте с грузом «данайцев».

— Я знаю, как лучше использовать наличные! — возвысил свой профессионально поставленный в консерватории голос над толпой островитян, дерущихся за мешки с деньгами, маэстро Бахбародинский. — Мы преумножим их многократно и позолотим песок на нашем берегу.

Творчески оформленное, чуть ли не стихотворное и образное предложение обратило на него внимание абсолютно всех. И даже, больше всех волновавшегося за судьбу гуманитарного клада Нынешнего Вождя.

— Давай, маэстро, ботай короче — донеслось с трона.

Новое распоряжение не уступало предыдущему по силе воздействия:

— Говори о самом главном!

Заодно Нынешний Вождь, скрутив губы дудочкой, пронзительно свистнул, тем самым веля не просто соблюдать тишину, но и одновременно призвав к вниманию подданных. В тот момент все они бесстыдно сражались за волнительные мешки. Но по свитку драки прекратились.

Все замерли и только данайцы еще напоминали о себе, звеневшие при каждом их перемещении по острову, совершаемом без надежды на лучшее будущее всякого, имеющего уши, не торчащие из-под короны.

И тут сценарий мероприятия нарушил, выплывший на авансцену, летательный аппарат Жреца. С него месье Макороноухий призвал всех обратить внимания на свои действиям. Чуть нависая над дирижерским пюпитром, он оглядел сначала зал, а потом уставился на оркестр.

Время шло неумолимо.

Босые пальцы и пятки тамтамщиков уже устали отсчитывать прошедшие такты паузы, а только все не было долгожданного взмаха дирижерской палочки для начала музыкального сопровождения основной темы, заявленной для судьбоносного концертного выступления.

А оно все медлило. Словно закончились последние иголки дикобразов карандашных пальм, являвшиеся незаменимым атрибутом в руководстве любого оркестра. Уже тем, что не только подавали сигнал исполнителям для выполнения их основной миссии. Ведь, после всякой фальшивой ноты, острейшая игла тут же выполняла особую роль. Можно сказать, миссию своеобразного перста судьбы. Некоего орудия правосудия, которое отлично и без хлопот, тут же исполняло наказание, вынесенное главным на сцене лицом, пока что молча, но демонстративно — задом к залу, стоявшим за дирижерским пультом, в адрес совсем других мягких мест — пока еще не провинившегося музыканта.

Место во главе тамтамщиков, очень серьезно понимавших дисциплину с помощью иглы, всегда было не просто уважаемым на публике, но и выгодным. Так как оно позволяло тому, кто его занимал, быть на и виду в самый важный момент истории Богатого острова, и пожинать немалые гонорары.

И это прекрасно понимал тот, кто получил возможность так возвыситься над другими. Короче все сводилось к неторопливости автора, всуе перед Нынешним Вождем, обещанного шедевра. Первого и неизвестно — не последнего ли? Потому что новоявленный композитор обычно работал в создании политических пьес и увертюр, а в этом жанре исторического набата выступавшего исключительно на общественных началах.

Но вот завершилось смакование дипозасланцем своей новой роли. С высоты своего летательного аппарата с шарами по углам корзины, он сначала погрозил музыкантам дирижерской иглой, после чего взмахом этой знаменитой дикобразовой палочки, наконец-то взялся за тело. Строго предложил здоровякам, изнывавшим в ожидании этого за своими тамтамами, что есть мочи дать ход его замечательному творению, выдающимся образом прославляющему Богатый Остров.

Между тем, под раскаты торжественного звукоизвлечения, уже зрел заговор. Правда, пока, что лишь в мозгу одного отставного властелина обеих ключей — скрипичного и басового, не считая того, что был от номера гостиницы, где ожидали стопка нотной бумаги и карандаш для утоления приступа творческого нетерпения.

Глядя на то, что вытворялось на сцене с колыхающейся над пюпитром дирижерской корзиной, маэстро Бахбородинский уже составив план коварной мести. Сейчас же только и делал, что выжидал окончательной усталость молотобойцев, терзавших своим упорством тамтамы.

Он только радовался своей предусмотрительности, позволившей ему загодя пригласить для исполнения своегого нового произведения не просто звезду одной этой эстрады, а популярнейшего повсюду в здешних краях исполнителя вокализов Эндокриола Громыхзона.

Да и тот, после вчерашнего употребления чрезмерного количества дрынцаловки, а наутро еще больших литров опохмелителя, теперь давал безмолвны знаки начинать пение. Так как непроизвольно танцевал за кулисами, поочередно поджимая от нетерпения то одно, колено, то другое.

Как было почти всегда перед его выходом к зрителю. А значит, явно был уже готов отчетливо и протяжно произнести в микрофон каждый значок, начертанный ему на листке с вокальной партией.

— Когда же песня станет окончательно узнаваемой и популярной, можно будет отправляться с нею на гастроли, — вертелось в голове у автора музыки и текста. — И уже там, в пути к новой славе, зарабатывать на продаже входных билетов на концерты.

Тамтамы, между тем, смолкли. Музыканты потянулись за кулисы. Хотя все еще продолжал раскланиваться бисирующий дирижер, чья голова в поклонах то исчезала за стенками липовой корзины, то появлялась снова, озаряя всех своей счастливой улыбкой. Удивительно еще и тем, что блестела вставленными зубами под заведенными в экстазе под самый лоб мудрыми очами автора музыки и текста.

Вот тогда, под гром аплодисментов, которыми воздали музыкантам по их заслугам и успел выйти к рампе, следуя разрешению нынешнего Вождя, сам маэстро Бахбородинский.

Более того, припав к микрофону, он умудрился прочесть первые слоги названия нового номера концерта, как его чуть не затоптали, вернувшиеся за дополнительными воздаяниями, тамтамщики.