Богиня охоты - Тесса Дэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джереми повернулся к жене и взглянул ей прямо в глаза, ожидая ее реакции.
Люси обуревали противоречивые чувства. Сначала ей хотелось повернуться и убежать отсюда. А потом спрятаться. Однако это было бы детской реакцией на услышанное.
Ребячеством было бы и, схватив со столика фарфоровую вазу, швырнуть ее в стену. Третьей мыслью Люси было броситься на шею мужа и зацеловать его до беспамятства.
Но настоящая графиня не могла позволить себе ни один из этих поступков. Тем более что Джереми от них не стало бы легче. Он смотрел на жену не мигая, с невозмутимым выражением лица, но Люси знала, что его сердце разрывается от боли.
Если бы она сейчас находилась на его месте, то меньше всего на свете ей хотелось бы услышать слова сочувствия и жалости.
Пауза затягивалась. В помещении повисло гнетущее молчание. Люси вдруг нечем стало дышать от напряжения.
— О… — выдохнула она.
Линия губ Джереми смягчилась. Люси вдруг подумала о том, что Джереми утаил от нее много ужасных деталей. И она была благодарна ему за это.
Ее вдруг охватило отчаяние, и оно развязало Люси язык.
— Это все?
На лице Джереми отразилось недоумение.
Люси улыбнулась.
— Я хотела сказать, — как можно более беспечным голосом произнесла она, — меня радует, что в башне замка не сидит в заточении какой-нибудь сумасшедший родственник.
Джереми медленно покачал головой.
— А на кухне не моют посуду незаконнорожденные дети графа, — продолжала Люси.
Уголки губ Джереми дрогнули.
— К счастью.
— Вот и отлично. Честно говоря, я ожидала услышать что-нибудь более ужасное.
Лицо Джереми прояснело, и у Люси отлегло на сердце. Она взяла мужа под руку, и они снова повернулись к портрету старого графа.
— В детстве я любила лежать на полу и смотреть на портрет отца, — сказала Люси. — Я проводила возле него долгие часы. Лежала и слушала.
— Слушала?
Она кивнула.
— Он рассказывал мне фантастические истории — о своем детстве, о моем младенчестве, о Тортоле…
— Но… — с озадаченным видом перебил ее Джереми, — мне казалось, что твой отец умер еще до твоего появления на свет?
— О да, это правда, — согласилась Люси. Ее удивляло то, что у Джереми было плохо развито воображение и ей приходилось объяснять ему простые вещи. — Но какое это имело значение для меня? Эти рассказы жили в моей душе, как и голос отца, который я никогда не слышала. Я до сих пор не утратила способности разговаривать с портретами. — Люси подвела мужа к полотну, на котором был изображен некрасивый джентльмен, одетый в морскую форму. — Вот, например, твой отец только что сообщил мне, что испытал чувство облегчения, когда ты родился. Его обрадовало то, что ты не унаследовал у дядюшки Фредерика его большие уши, похожие на крылья летучей мыши. Они страшно пугали его, когда он был еще ребенком.
Люси повернулась к портрету матери Джереми.
— А твоя мать говорит, что постоянно ела сушеную айву во время беременности. И когда ты родился, она была ужасно удивлена, обнаружив, что кожа у тебя не морщинистая и не оранжевая.
Джереми покачал головой:
— Люси, ты недавно упомянула о сумасшедшем родственнике, заточенном в башне замка. Мне кажется, ты претендуешь на эту роль…
Люси, тряхнув головой, изобразила на лице милую улыбку и потащила мужа к портрету Томаса.
— А вот этот молодой симпатичный человек жалуется на обилие своих портретов в доме. Он просит сократить их количество до трех-четырех.
— Поступай как знаешь, Люси. Ведь ты — хозяйка этого дома. Теперь он принадлежит тебе.
— Мне? О, дорогой! А я думала, что этот дом принадлежит нам.
На лице Джереми появилось подобие улыбки.
— Так оно и есть.
Он похлопал ее по руке, лежавшей на сгибе его локтя.
— Знаешь, мне надоело бродить по дому. Может быть, ты хочешь покататься верхом? Чертополох застоялся в конюшне.
— Ты разрешаешь мне взять Чертополоха? — изумилась Люси. — А эскорт? Эти лакеи так и будут вечно ездить за мной?
— Нет. — Улыбка Джереми стала шире. — Тебе не нужен эскорт, когда с тобой еду я.
Если первая половина дня закончилась для Люси приятным сюрпризом, то обед принес ей одни разочарования.
Люси молча наблюдала за тем, как сидевший на другом конце стола муж накладывает себе на тарелку мясо с большого блюда. Ей очень не нравился суп, который был жирным и пересоленным. Сделав большой глоток вина, она прополоскала им рот.
Люси не понимала, как Джереми мог любить бульон из бычьих хвостов.
— Я вижу, тебе наконец-то надоел суп из лобстеров? — спросил он, разрезая ножом кусок баранины.
— Вовсе нет, — ответила Люси и попыталась вонзить вилку в кусочек моркови.
Однако он соскользнул с ее тарелки и, словно маленький снаряд, пролетел полкомнаты. Люси оцепенела. Но Джереми не обратил на ее неловкость никакого внимания, занимаясь бараниной. Люси не смела взглянуть налево, где, как обычно, стояла шеренга слуг. Она была уверена, что кусочек моркови угодил в одного из них.
Хорошо, что тетя Матильда обедала сегодня у себя в комнате, иначе морковь наверняка попала бы в нее.
— Просто я решила внести изменения в обычное меню и попробовать новые блюда, — продолжала Люси.
После утреннего разговора с мужем в галерее Люси чувствовала себя близорукой девочкой, которой наконец-то дали очки. Она стала лучше понимать многие детали.
Перед прогулкой Джереми дважды проверил подпругу на Чертополохе и приказал горничной принести теплые перчатки Люси, Он постоянно строго поглядывал на жену. Еще вчера подобное внимание стало бы раздражать Люси. Честно говоря, оно и сегодня действовало ей на нервы, но теперь она хорошо понимала причины обеспокоенности мужа. Он преследовал единственную цель — обеспечить жене полную безопасность, защитить ее от возможных неприятностей.
Джереми испытал много горя и не хотел, чтобы с его женой что-нибудь случилось.
Такая опека была непривычна для Люси. Всю свою жизнь она была предоставлена самой себе. Ее родители рано умерли, а Генри не утруждал себя чрезмерной заботой о младшей сестре.
Люси знала, как защитить себя. Джереми зря беспокоился о ней. Но его заботливость была трогательна, и Люси хотелось поблагодарить мужа. Или хотя бы попытаться выразить ему свою признательность.
— Понятно, — промолвил Джереми и, положив в рот кусочек мяса, стал тщательно пережевывать его. Запив еду глотком вина, он продолжал: — А кто тебе сказал, что я люблю вареную баранину?
— Одна из сиделок тети Матильды. Миссис… — Люси запнулась, вспоминая фамилию сиделки.