Франция. Отель "Пастис" - Питер Мейл

Они протолкались сквозь толпу, и Саймон положил руку на пухлое голое женское плечо.

— Хочу вас украсть и познакомить с представителем печати. Можете рассказать ему все о наших замечательных соседях. Джонни, разреши представить Диану Прескотт.

— Джонни Харрис. — Они обменялись рукопожатиями. — У меня колонка в «Ньюс». Саймон сказал, что вы можете помочь мне дать местный колорит.

Она, прыснув, поглядела на него большими навыкате голубыми глазами.

— Значит, теперь это называется так? Итак, с чего вы хотели бы начать? С первой десятки снобов? С актеров, которых не видно на сцене? С мафии декораторов? Считается, что здесь край Вселенной, но жизнь тут буквально бурлит.

— Не терпится услышать, — воскликнул Джонни, отбирая у Саймона бутылку. — Строго между нами и миллионами моих читателей.

Она снова прыснула смехом.

— Только, дорогой, чтобы там не упоминалось моего имени. — Диана охотно согласилась выпить еще шампанского, и Саймон заметил, что она уже навеселе. — Итак, видите того ужасно респектабельного высокого седовласого мужчину? У него по вечерам…

Извинившись, Саймон оставил Харриса, уверенный, что тому предстоит плодотворный вечер. От выпитого на пустой желудок слегка кружилась голова, и он направился в ресторан, где были накрыты столы с закуской. Кто-то тронул его за руку. Обернувшись, он увидел Жана-Луи в ярко-розовой рубашке и пиджаке цвета ванильного мороженого. Рядом человек в темно-синем костюме при галстуке.

— Позвольте мне, — с улыбкой произнес Жан-Луи, — представить своего коллегу Энрико из Марселя.

Энрико выглядел так, будто явился прямо с совещания главных директоров компаний — строгий костюм, безукоризненная прическа, — если бы не странная неподвижность лица, холодный взгляд немигающих темных глаз и уходящий под воротник шрам. Жан-Луи сообщил, что Энрико занят в сфере личного страхования. Нижней частью лица Энрико изобразил улыбку. В случае если у отеля возникнут слишком серьезные или деликатные проблемы, когда нежелательно вмешательство полиции, он с большим удовольствием оказал бы помощь месье. Закурив, внимательно поглядел на Саймона. Такое прекрасное заведение, так близко от Марселя, может послужить соблазном для некоторых… элементов с побережья. Жан-Луи, цыкая зубом, согласно кивал головой. Да-да. Живем в опасное время.

Саймон вдруг почувствовал, что несколько импульсивно занялся гостиничным бизнесом. Несмотря на вежливое обращение и заученные неискренние улыбки, от Энрико исходила угроза, не имеющая ничего общего с традиционным страхованием. Слава Богу, что я прошел школу рекламного дела, подумал Саймон. По крайней мере, знаю, как поступать в подобной ситуации.

— Давайте как-нибудь пообедаем, Энрико, — предложил он. — И спокойно поговорим.

Миссис Гиббонс осторожно пробиралась сквозь лес ног, избегая острых каблуков и пролитого шампанского, нюхая каменные плиты в поисках оброненных сандвичей. Подойдя к каменной скамье на краю террасы, навострила уши. Под скамьей лежал большой вызывающий интерес предмет. Обнюхала его. Он не двигался. Куснула. Мягкий, приятный на зуб. Подобрала и стала искать место, где подальше от всего этого шума и шаркающих ног можно спокойно с ним расправиться.

Спустя полчаса «Харпере энд Куин» решила подправить косметичку и нагнулась за сумочкой. Мирную болтовню нарушил тревожный визг. Расталкивая гостей, Саймон ринулся на звук, почти уверенный в том, что Билли Чандлер выясняет отношения с чьим-нибудь разгневанным мужем.

— Моя сумочка! — взвизгивала «Харперс энд Куин». — Кто-то взял мою сумочку!

Снова забыв о еде, Саймон присоединился к обезумевшей от горя девице — искали в клумбе лаванды, ходили среди гостей, спустились к бассейну. «Харперс энд Куин» все более истерично вспоминала, что было в сумочке. В ней содержалась вся ее жизнь, а мысль о пропавшем «филофаксе» вызвала новый вопль отчаяния. Саймон, у которого урчало в желудке и снова разболелась голова, не был настроен выслушивать предположения Жана-Луи, что сумочку давно надо искать по ту сторону итальянской границы — до того шустры местные грабители.

К Саймону, с болтающимися на цепочке темными очками, подбежал один из рекламных деятелей.

— Все в порядке. Нашли.

У Саймона чуть отпустило в голове.

— Слава Богу. Где?

— В ресторане. Под большим столом.

«Харпере энд Куин» от облегчения чуть не упала в обморок, затем снова оцепенела от страха. Что, если сумочку очистили, украли всю ее жизнь, может быть, даже «филофакс» с собиравшимися годами номерами телефонов не для посторонних глаз? На мгновение перед ней предстала картина полного крушения карьеры.

— Да нет же, нет, — заверял рекламный деятель. — Не думаю, чтобы что-нибудь пропало. Это не совсем то, что вы думаете.

Приблизившись к длинному столу с закусками, они увидели небольшую группу присевших на корточки людей, по всей видимости пытающихся разговаривать со спущенной до полу скатертью. Один из них поднял голову.

— Мы пробовали приманить ее лососиной и пирожным с заварным кремом, но она не обращает внимания.

Саймон и «Харперс энд Куин», встав на колени, заглянули под скатерть. На них, обнажив зубы, глядела миссис Гиббонс. Коротко зарычав, она продолжала расправляться с «тампаксом».

— О Боже! — воскликнула «Харперс энд Куин».

— Вот дерьмо, — сказал Саймон. — Где Эрнест?

Франсуаза изо всех сил старалась понять маленького английского фотографа. По правде говоря, он очень мил и, скажем, даже приятно быть предметом такого лестного внимания, пускай он почти не понимает по-французски.

— Теперь, милочка, — продолжал он, — давай сделаем несколько снимков для «Вог». Ты знаешь «Вог», да? Главный журнал. — Отступив назад, откинул голову. — Так. Давай попробуем на кушетке. — Он похлопал рукой по сиденью. Франсуаза села на краешек. — Нет, по-моему, лучше лежа, в très свободной позе, о’кей? Позвольте мне. — Он принялся поправлять позу, пока Франсуаза не легла во всю длину. — Так. Теперь лучше, — одобрил он, присаживаясь перед ней на корточки. — А теперь, думаю, надо подогнуть эту ножку — вот так — потом эти две верхние пуговки… позвольте мне… юбочка… ну вот, очаровательно…

Эрнест торопился в ресторан, бесшумно шагая в своих сандалиях на веревочной подошве. Остановился как вкопанный. Брови от удивления скрылись под прической. Выразительно прокашлялся.

Билли Чандлер, ухмыляясь, глянул через плечо.

— Делаю пробные снимки, Эрн. Не видел, где экспонометр?

— Не под блузкой ли у этой юной леди? Еще не кончил искать?

— Мы лишь работаем над истинно артистичной позой, Эрн, только и всего, — подмигнул он. — Слушай, ступай дальше. Я слыхал, тебя звал Саймон.

— Сейчас подошлю месье Бонетто, — фыркнул Эрнест, — и у тебя будет возможность сделать художественный портрет папы с дочкой. Без него не начинай, ладно?