Мужские сны - Людмила Толмачева

– Хорошо. Но сначала я сама поговорю с ним, – закончила разговор Татьяна.

Их встретили хлебом-солью прямо на околице села. А потом так и пошли беспорядочной толпой к дому юбиляра. Он вышел не сразу, как будто давал возможность настроить телекамеры. Наконец на крылечке появился сухой старик в сером костюме и белой рубашке без галстука. Под общие аплодисменты он подошел почему-то к Ронской, которая держала в руках пышный букет, и пожал ей руку. Ронская растерянно улыбалась, не зная, как выйти из положения. Вмешался глава местной администрации. Он представил Татьяну Михайловну, и теперь юбиляр тряс руку уже ей. Когда закончили с приветствием, Татьяна отвела писателя в сторонку и спросила, где лучше провести награждение. Он пожал плечами и ответил, что ему все равно. Тогда и решили, что мероприятие пройдет перед концертом, на площади, где размещался деревянный помост для публичных выступлений. Юбиляр пообещал, что произнесет небольшую речь. Татьяна поблагодарила старика и оставила его на попечение своего пресс-секретаря.

Чествование затянулось до восьми вечера. После поздравительных речей и концерта городскую делегацию пригласили на юбилейный ужин, столы для которого накрыли в клубе. Татьяна произнесла первый тост, расцеловалась с растроганным юбиляром, а потом, выждав для приличия двадцать минут, постаралась незаметно уйти. Но зоркие глаза писателя не оставили без внимания ее побег.

– Татьяна Михайловна! – крикнул он, когда она шла к входной двери.

Она оглянулась и увидела юбиляра в компании с главой администрации. Мужчины стояли у открытого окна фойе и курили.

– Я понимаю, что вы устали от подобных мероприятий, но мне будет обидно, если самое главное украшение стола покинет нас так рано.

«Вот тебе и старик!» – подумала Татьяна, а вслух постаралась оправдать свой «английский» уход:

– Душно в помещении. Хотелось подышать сельским воздухом. Не часто выпадает такая возможность, – улыбалась она, подходя к мужчинам.

– Чего-чего, а воздуха у нас навалом. Дыши, как говорится, Абросим, денег не спросим, – неуклюже пошутил глава администрации.

– Ты, Ваня, иди к людям, – строго сказал юбиляр, – а то надо же кому-то столом управлять.

Глава кашлянул, бросил окурок в урну и пошел в зал, откуда доносилось шумное веселье.

– А ведь я вас помню отменным журналистом, Татьяна Михайловна, – щурясь от сигаретного дыма, сказал писатель. – Ваши фельетоны били не в бровь, а в глаз и даже в сердце. Почему вы оставили свое призвание втуне?

– Увлеклась новыми идеями.

– Какими, если не секрет?

– Вы не поверите, – тонко улыбнулась Татьяна, – культурным развитием людей.

– И получается?

– Не знаю. Не все зависит от чиновников.

– А от кого еще?

– От вашего брата, например, писателя.

– От нашего брата? Хм! Возможно. Но наше влияние на культуру идет опосредованно. Чтобы человек взял хорошую книгу в руки, надо ее показать, научить понимать, любить. А это дело учителей, библиотекарей, издателей, средств массовой информации. Родителей в первую очередь.

– Вы чем-то недовольны?

– А вы как думали? Чтобы человек моего возраста и статуса был всем доволен? Нонсенс! Если раньше я включал телевизор с удовольствием, то теперь меня тошнит от него. А газеты с журналами взять. Сплошная реклама и самореклама. А о главном, о том, что волнует людей, что их наставляет, помогает жить, с гулькин нос. Одна-две статейки, да и те измельчали. Потому что такие акулы пера, как вы, в чиновники подались или в бизнес.

– Или поумирали.

– Вот-вот.

– Но это не к нам претензии. Коммерциализация печати и телевидения идет с головы, то бишь с их владельцев. Деньги! Вот тот фетиш, которому поклоняются чуть ли не с пеленок.

– А почему это произошло? Как получилось, что самая читающая нация превращается в общество потребителей? Вы заметили, что такие гуманитарные понятия, как письмо, рассказ, стихи, заменили технократическим и бесполым словом «текст»?

– Вы думаете, у меня на все есть готовый ответ? Ведь, если честно, вы тоже небось голосовали за перестройку, гласность и плюрализм?

– А чем я хуже остальных?

– Вот вы и ответьте мне, как, когда это началось, что теперь не Гоголя с Пушкиным народ несет с базара, а эротику и детективы. Да ладно бы детективы. А то водку и пиво. Причем тоннами.

– А вот и нечем мне крыть, кроме известных вам народных выражений. Нечем!

– Видимо, нация мы такая особенная, что нас из огня в полымя кидает, – вздохнула Татьяна. – Раньше из-под полы книжки доставали, очереди выстаивали, а теперь если и ажиотаж, то вокруг Гарри Поттера. Но ученые, кажется, нашли объяснение: виновата информационная лавина, которая подмяла, раздавила и трепетное отношение к книге, и умение писать друг другу длинные письма, и живое общение.

– Причины этого процесса, видно, только историкам по зубам, да и то по прошествии времени. А вы, значит, решили улизнуть с моего торжества? Да, кому я теперь такой старый нужен?

– Ваши книги нужны. А это уже немало.

– Да-а. Книги. А жизнь прошла. Как будто в одночасье. Еще вчера парнишкой голоштанным бегал с хворостиной за Мартой. Корову так у матери звали. А нынче уже на погосте место присматриваю. Да уж присмотрел. С Нюшей моей незабвенной рядышком. Ушла вот в прошлом году, ничего не наказала. Как прожить без нее остаток дней? Кому пожаловаться на больную ногу? Ладно, чего я разошелся, как дождь в ненастный день. Прощайте, Татьяна Михайловна. Не поминайте лихом старика!

Толя подвез ее к небольшой гостиничке, где Ронская забронировала несколько номеров для VIPов. Остальных разместили в школе-интернате, профилактории, в домах сельчан.

Она не спала, лежала на неудобной гостиничной кровати, думая о словах писателя. Но не о культуре, а о прошедшей жизни, жене Нюше, оставившей его одного доживать век. А кто поплачет о ней, Татьяне? С кем разделит она закат жизни?

Она тяжело вздохнула. Не слишком ли рано о закате? Нет, не рано. В последнее время одиночество становилось невыносимым. До сорока она не замечала возраста, бегущих лет, пустой квартиры. А теперь, испытав настоящее счастье с Андреем, она не могла, не хотела мириться с одинокой жизнью.

Татьяна вдруг встала, включила свет, достала из сумочки сотовый и визитку Солодовникова, о которой вспомнила только что. В тот вечер, после концерта, она машинально сунула ее в одно из отделений сумки и забыла. А может, она вспомнила о ней раньше, когда вела с Инкой бесшабашный разговор и та учила ее выбивать клин клином? Ах, зачем эти тонкости? Зачем ей разоблачать саму себя? Во имя чего? Она всего лишь слабая женщина, уставшая без мужской поддержки, без простого человеческого счастья быть вдвоем.

– Алло! Добрый вечер, вернее, ночь! Извините за поздний звонок. Я вас разбудила? Мне в голову пришло позвонить вам. Извините.