За гранью - Микаэль Крефельд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты уверен? – Томас слегка постучал по фотографии, заставив Аркана снова на нее посмотреть.
– Совершенно уверен, – сказал тот дрогнувшим голосом.
Томас пристально посмотрел ему в глаза:
– Ее зовут Маша, ее мать беспокоится о ней.
Аркан поджал губы так, что они превратились в тонкую черту.
– Повезло девушке, что кто-то о ней думает. Я вот сижу тут один, всеми забытый. Ты единственный, кто зашел меня навестить.
– Маша была продана человеку по имени Славрос несколько лет назад. Мне известно, что ты работал со Славросом.
– Ты – полицейский? – спросил Аркан, отодвигаясь от края стола. – Полицейский, да?
Томас пропустил вопрос мимо ушей.
– С какой стати тебе покрывать человека, из-за которого ты тут сидишь. Если я не ошибаюсь, ты же взял на себя всю вину?
Аркан молчал, скрестив руки.
– Что же он не зашел сказать тебе спасибо?
– Это что – очередная жалкая попытка шведской полиции заставить меня настучать на Славроса? До чего же у вас убогие приемчики! Тьфу! – Аркан встал. – Неужели вы действительно подумали, что перед датским полицейским я сломаюсь и начну трепать языком?
– Сядь, Аркан! Я еще не закончил.
– Зато я закончил. Хочу вернуться в камеру.
– Сядь!
Аркан изумленно воззрился на Томаса и покорно опустился на место.
– Спасибо, – спокойно сказал Томас. – Я просто помогаю матери этой девушки. Что там еще творили вы со Славросом, мне до лампочки. Я пришел не ради этого. Я должен разыскать девушку.
– Но ты ведь полицейский? Верно?
– В длительном отпуске по состоянию здоровья без намерения возвращаться на службу. Некоторые назвали бы меня безработным. Скоро, наверное, сяду на социалку, – сказал он с улыбкой, как бы говорившей: ты же меня понимаешь!
– Что тебе эта девушка? Ты трахался с нею?
– Никогда ее не видал.
– Трахался с ее мамашей?
– Мы с ней едва знакомы. Один из моих друзей рассказал о ее проблеме.
– Надо же, бывший полицейский, у которого душа болит за несчастных, – кривлялся Аркан. – А я-то себя считал сентиментальным!
Томас удобно откинулся на спинку стула:
– Помоги уж мне, Аркан. Чем раньше я отыщу девушку, тем скорее смогу вернуться домой, в Данию.
– В лоно семьи? К жене и детишкам?
– Нет. Как ты сам говоришь – на женщин нельзя положиться. Мне надо вернуться к собачке, она по мне скучает.
Аркан приподнял брови:
– Какая у тебя собака?
– Пудель, – солгал Томас, – не знаю, как это будет по-шведски…
– Пудель, – дружелюбно сказал Аркан. – Сколько лет твоей собаке?
– Два года. Его зовут Мёффе.
– Значит, почти щенок?
– По крайней мере, судя по его поведению.
– Я сам держал пуделей, но Пелле, мой последний, – это было что-то особенное.
Томас улыбнулся:
– А где Пелле теперь?
– Убили его. Усыпили, когда меня отправили в тюрьму. – Он уставился в пространство опечаленным взглядом. – А еще говорят, что в Швеции нет смертной казни!
– Бедный Пелле, – сказал Томас, пряча в карман лежавшую на столе фотографию Маши. – Но если ты ее правда не знаешь, то тут уж ничего не поделаешь. Сожалею, что отнял у тебя время. Приятно было познакомиться с тобой, Аркан.
Задумавшийся было Аркан встрепенулся:
– Незачем заставлять бедного Мёффе томиться в одиночестве.
– Ты о чем?
– О девушке. Я отчетливо вспомнил ее. Мне кажется, ее звали как-то иначе, но я уверен, что видел это лицо.
– О’кей. И где же? Когда это было?
– Это уже не имеет значения, поскольку она умерла.
– Умерла? Ты уверен?
Аркан кивнул:
– Так вот, слушай. По понятным причинам я не могу вдаваться в подробности, и если это пойдет дальше, то я от всего отрекусь, скажу, что вообще не было такого разговора. Ясно?
– Разумеется, но мне необходимо знать кое-какие детали, чтобы вернуться не с пустыми руками.
– Эта девушка работала в одном из моих соляриев. Но там я ее никогда не встречал, – сказал он, отведя глаза. – Она украла выручку, очень большие деньги, и поскольку Славрос тогда был… нес за нее ответственность, то он сам ее и наказал, чтобы преподать урок остальным девушкам.
– Так он убил ее?
Аркан помедлил:
– Нет, не ее. Он сделал кое-что похуже.
– Что может быть хуже смерти?
– Славрос перевел ее в «Аризону».
– Он отправил ее в США?
– О господи! Какие США! На рынок «Аризона». Это к северу от Ринкебю и Юльста. Даже полиция старается держаться оттуда подальше. Он так назван в честь югославской «Аризоны».
– Растолкуй мне, пожалуйста, что к чему, чтобы я понял.
– Когда на Балканах шла гражданская война, там было такое место, где сходились все границы. Образовалась небольшая нейтральная зона, размером всего в два-три футбольных поля, где действовал черный рынок, велась торговля между всеми воюющими сторонами. Там можно было купить все: черную икру, спиртное, оружие, наркотики, женщин, запчасти, ветчину в банках. Продавалось все, были бы только доллары. Когда война закончилась, натовцы сровняли это место с землей. Но сеть сохранилась. Сербы, хорваты, цыгане, русские, турки. – Аркан ткнул себя в грудь. – Мы по-прежнему сотрудничаем, и к нам присоединились другие нации. Так что теперь во всех крупных городах Европы есть своя «Аризона»: в Лондоне, Париже, Берлине и в Стокгольме. Отсюда по Европе расходится краденый товар, через этот рынок нелегально ввозятся люди из других стран и потом продаются на аукционах. Здесь переходят из рук в руки крупные партии оружия и наркотиков. По слухам, самые крупные ограбления, совершенные в Дании, тоже планировались тут.
– И что там делает Маша?
– Рынок «Аризона» – это ад. Но даже в аду людям хочется иногда развлечься. Славрос держит там бордель. Заведение малопривлекательное, честно сказать, просто жуткое. Бордель Славроса – это центр, куда стекаются все психопаты.
– И Маша в нем работает?
– Работала. Все это произошло очень давно, никто не выдерживает в «Аризоне» больше нескольких месяцев. Ее уже нет, поверь мне, ее давно не стало.
Рынок «Аризона»
Из-за абстинентного синдрома Маше трудно было писать, и она изо всех сил нажимала на ручку. Буквы на бумаге получались корявые. Она сидела на узкой койке в грязном халате, забившись в уголок у самой стенки поближе к ночнику. Это была единственная лампочка в тускло освещенной клетушке, в которой кроме кровати помещался лишь умывальник. Из раковины воняло мочой, так как клиенты и сама обитательница справляли в нее нужду. Сквозь тонкие, как бумага, стены слышались шум и крики, несущиеся из соседних комнат. Маша привыкла к этим повседневным звукам борделя. Заткнув одно ухо, чтобы можно было как-то сосредоточиться, она пережидала, когда это все прекратится.