Дети Ржавчины - Михаил Тырин

— И ты все это видела?

— Да, но потом убежала на нулевой уровень, спряталась. Там был еще один парень — он полез в контейнер. Сказал, что у него корпус сверхпрочный. Эти контейнеры для раненых хранились — если кто-то совсем тяжелый был, его замораживали и спокойно отправляли на континент для восстановления. Я послушала и тоже залезла. Вот и все. Не знаю, может, я случайно заморозку включила, а может, она как-то сама... Все, выходит, погибли, только я осталась.

— Да нет, похоже, что не все, — задумчиво проговорил я. — Здесь теперь полно людей — не от сырости же они завелись? Значит, кто-то выжил. Только нам с тобой теперь от этого никакого толку, потому что слишком много лет прошло.

— Да, но... Мы на острове, — проговорила Надежда, внимательно заглядывая мне в глаза. — А ведь есть еще и континенты.

— И что же? — спросил я.

— Может, там...

— Нет, — решительно оборвал я. -Там в лучшем случае то же самое. А в худшем — просто мертвая пустыня. Пойми, девочка, если бы где-то сохранились города, истребители, культура — нас и этот остров давно бы нашли. Две разные цивилизации не могут жить рядом и при этом не замечать друг друга.

Я сознавал, что этими словами убиваю ее последнюю надежду. Но иначе нельзя. Можно верить в лучшее, однако нельзя излишне обольщаться на этот счет. Возможно, на континентах сохранилось или появилось что-то лучшее, но тот мир, который знали я и Надежда, утрачен навсегда, и с этим можно только смириться.

— Ты рассказала мне столько странного... я хотел сказать, страшного. Сеть обороны, базы, станции... Я правильно понял, что Холодные башни ставились для защиты станций?

— Какие еще башни?

— Высокие, черные. Ты что, забыла?

— На некоторых станциях были башни, но не для защиты... Постой, может, ты говоришь про вышки наблюдения?

— Да какие к черту вышки?! Я говорю про огромные железные столбы, от которых идет холод и которых боятся аэроиды. Ясно теперь?

— Ничего не ясно. Я не видела никаких черных столбов.

— Не видела?! — изумился я. — Значит, не вы их построили?

Надежда пожала плечами, с недоумением поглядывая на меня.

— Я не очень понимаю, о чем ты говоришь.

— Ну ладно... Еще поймешь.

Надежда замолчала, задумчиво глядя в одну точку. В моей голове роем проносились мысли, вопросы, но ни один я не мог выбрать в качестве самого важного на этот момент. Вообще-то этот долгожданный разговор ничего не прояснил. Раньше думалось, что стоит уцепиться хоть за какие-то факты, и я смогу что-то решать, действовать. Не для людей, так хотя бы для себя.

Но вот они, ответы на вопросы, а я остался таким же беспомощным, как и раньше.

— Послушай, девочка, — произнес я, — нам очень важно выяснить истину до конца. Ты так долго молчала, а без тебя я здесь как слепой. Мне нужно еще много думать над всем этим. Пообещай мне, что поможешь разобраться в этой чертовщине. Кроме тебя, мне надеяться не на кого, и нам еще много раз придется поговорить всерьез.

— Если нужно — помогу, — безучастно ответила девушка.

Я понял, что она снова вернулась в реальность. В свою реальность, где никакими разговорами и откровениями ничего не изменишь, не восстановишь погибшие станции, не вернешь ушедших друзей. Хорошо, что обещала помочь, а ведь могла бы опять замкнуться.

Из пелены дождя вдруг выплыла скрюченная человеческая фигура. Я дернул поводья, чтобы не зацепить незнакомца краем повозки.

Это был всего лишь нищий. Он услышал скрип колес нашего экипажа и заранее встал с протянутой рукой в надежде на удачу. На лице его застыла странная замороженная улыбка. Я, хотя и привык к таким вещам, все же пожалел человека. Мы путешествовали в повозке, а он тащился по грязи весь мокрый, голодный, облепленный кусками сырой глины. Я протянул руку к сумке и достал для него пучок сушеных грибов. Хотелось что-то сказать ему, но говорить-то, по сути, должен был он — благодарить хотя бы. А он продолжал стоять, пугая нас своей странной улыбкой.

— Где-то здесь должно быть вересковое поле... — начал я.

Он кивнул, не переставая улыбаться.

— Может, ты знаешь, где живет толкователь по имени Доставший Звезды?

Он опять кивнул и продолжал кивать, не говоря ни слова, пока я тщетно пытался добиться от него хоть капли информации. Мы двинулись дальше, когда я окончательно убедился, что у бродяги не все дома.

— Какой ужас, — проговорила Надежда и помотала головой, будто изгоняя видение.

Я хмыкнул: нищие не самое ужасное в этой жизни.

Словно в награду за нашу доброту через полчаса дождь перестал. Небо быстро очистилось от свинцовой пелены, солнце блеснуло в ее разрывах, а вскоре уже засияло в полную силу, высекая из влажной травы радужные искры.

Я остановил лошадь. Из повозки мы выходить не стали — слишком сыро было вокруг. Мы просто сидели, свесив ноги, и наслаждались оживающей природой, радостными криками птиц, блеском капель в листве. Лошадь тянулась губами к низкой мокрой траве, мне приходилось постоянно дергать вожжи. Надежда заметила это и спросила, отчего я не даю лошадке поесть.

— Запряженной лошади нельзя опускать голову к земле, — ответил я. — Она может этим повредить себе.

Девушка ни слова не говоря спрыгнула на землю, принялась рвать пучки травы и кормить ими лошадь. Я наблюдал за ней, видя, какая она стала гибкая и подвижная. Невольно мысли перекинулись на Катеньку, такую же грациозную в любом деле — от собирания грибов до бальных танцев. Катенька была единственным человеком в той жизни, с которым я чувствовал себя легко. А здесь нет ни одного такого. И все равно, я не тоскую по той жизни, не рвусь обратно. Это, наверно, неспроста.

Я вдруг заметил, что на рукаве у Надежды желтеют какие-то пятна.

— Ты обо что-то испачкалась, — сообщил я. Она посмотрела, почистила рукав травой.

— Наверно, смазка от блока.

— Смазка? — я вскочил. — Да как же я раньше не подумал?

В самом деле, металл местами покрывала какая-то скользкая масса — я помнил это, но не обратил внимания в нужный момент.

— Ты говорила, вы ставили истребители на хранение? — взволнованно заговорил я.

— Мы не ставили, мы готовили, — ответила она, удивленная моим напором.

— А не эту ли смазку вы использовали?

— Может, эту. А что такое?

— Ты еще спрашиваешь?! А ну, подумай, откуда мог здесь взяться этот блок, новенький, с иголочки, да еще и в смазке?

Она пока не понимала, к чему я клоню. Она, в отличие от меня, не видела контраста между блестящей, новенькой деталью боевой машины и безрадостным царством ржавчины, по которому мы продвигались. Но я уже сделал выводы и принял решение.

— Немедленно возвращаемся к тому месту! «Найдем, — думал я, глядя на дорогу и нещадно погоняя нашу бедную лошадку, не успевшую даже вдоволь насытиться. — Отыщем, пусть даже придется там все на брюхе проползти. Наверняка мальчишки подобрали это где-то недалеко от деревни — ведь не сто километров тащили они этакую тяжесть?»