Позолоченные латунные кости - Глен Кук

— Кто-то должен управлять этим цирком. И я, похоже, единственная, кто в состоянии бодрствовать.

— Так нечестно. Тебе же не задали магической порки.

— Да. И еще я не ринулась по-дурацки на то, в чем даже трехлетний глупыш распознал бы смертельно опасное оружие.

— Тут она тебя уела, Гаррет.

В точку. Когда я кидаюсь в атаку, опрокидывая и круша вещи, иногда бывает, что я сам оказываюсь опрокинутым и сокрушенным.

Мне стоило бы держаться в задних рядах, кидая оттуда камни.

Я поднял ингалятор.

— Покажи мне, что следует делать.

Что следовало делать — это принимать донесения от людей, ведущих ради нас расследования, чтобы после этими донесениями насладился Покойник. Половины людей я не знал. Некоторых раньше не видел. Я понятия не имел, как и когда их наняли. И все они были скучными, потому что доложить им было не о чем.

После четвертого рапорта я сказал Синдж:

— Это просто невозможно. Не может быть в Танфере так спокойно! Люди не могут до сих пор пребывать в неведении. Ведь там были свидетели.

— Значит, существуют некие силы, которые продолжают прикрывать крышку на кипящем котле. Пока. Вероятно, стряпая умные истории. Война бандитских группировок, столкновения на этнической почве, что-то вроде этого. Ну вот. Я тоже подцепила простуду.

Больше за весь остаток дня не случилось ничего интересного.

Я отправился в постель до заката, ни разу не глотнув пива. Дин поднялся к себе сразу после ужина. Синдж засиделась не намного дольше моего.

Мы оставили управляться по дому Пенни и Доллара Дэна.

Я уснул в обнимку с ингалятором и горой носовых платков.

Отправляясь на покой, Синдж принесла мне кружку крепкого целебного чая. Он быстро меня усыпил, и я проснулся, когда солнце уже встало.

Я был в постели не один. Страфа прильнула ко мне так, будто бывала тут каждую ночь уже много лет. Она была тоньше и теплее, чем та, к которой я привык.

Я испуганно вскинулся, но только на мгновение. Где еще она могла прилечь? Остальные кровати были заняты.

Я слегка шевельнулся. Она тоже шевельнулась, устраиваясь поудобнее. Моя правая рука обнаружила что-то меньше и тверже, чем я рассчитывал. Я взял это в ладонь. Она прижалась к моей руке и издала тихий довольный звук.

Я снова соскользнул в дрему.

Она мурлыкала.

Когда я проснулся в следующий раз, я лежал на спине. Голова Страфы покоилась на моей груди, над сердцем. Она всем телом крепко прижималась ко мне. Рука ее была на моем животе, большой палец — на пупке.

Все это казалось совершенно разумным.

Мое сердце забилось чаще.

Это разбудило Страфу. Ее рука стала медленно перемещаться.

Я пискнул. Она замурлыкала, но соизволила остановиться после короткого исследования. Теперь она обхватила меня рукой, закинув ее через мое правое плечо, прижалась еще теснее, почти улегшись на меня, еще что-то мурлыкнула и опять уснула.

Нас разбудила Синдж, не выказавшая никакого раздражения.

— Ты не успеешь поесть, если не начнешь шевелиться.

Она схватила мои использованные носовые платки.

— Я их постираю. Чистые есть внизу.

Она дернула носом, без сомнения, чутье сказало ей все, что она хотела знать.

— Покойник все еще спит. Генерал Блок должен явиться примерно через час. В его послании не говорилось зачем. В остальном — ничего нового.

Пока Синдж говорила, Страфа выпуталась из постельного белья, выставив меня голым. Синдж не удивилась. Она знала, что я сплю нагишом. Но Страфа была тоже голой и нимало не смущалась.

Синдж снова дернула носом. И ничего не сказала. Ее течка больше не вызывала у нее мучительных эмоций.

Забрав ингалятор, она заметила:

— Отдам это Дину, чтобы он перезарядил.

— Спасибо.

Я не смотрел на нее. Я не мог перестать таращиться на Страфу, которая копалась в сундуке — его не было у западной стены, когда я отправился в постель.

Дверь за Синдж закрылась. Страфа посмотрела на меня. Теперь она сидела на краешке кровати.

— У тебя грязные мысли. Я чувствую.

О да.

Она подошла ко мне, опрокинула меня на спину, уселась на меня верхом и спросила:

— Сейчас? Или подождем до вечера?

Я не высокоморальный герой. Я не преданный возлюбленный. Если бы в тот миг всплыло имя Тинни Тейт, моим лучшим ответом было бы: «Кто-кто?»

Я не мог говорить. В голове была полная каша. Женщина проникла в глубь моего сознания и основала там эмоциональные колонии. Не было никакого способа выставить ее оттуда.

Я так и не ответил на ее вопрос. Поэтому Страфа даровала себе привилегию решить все за меня.

Что же касается ее самой, проблема заключалась вовсе не в «займемся ли», а лишь в «когда займемся?».

Мои мысли все еще блуждали невесть где, когда мы добрались до кухни. Добрый старый Дин подал завтрак, несмотря на неурочное время. Он был в прекрасном настроении.

Шаркая, вошел Морли. Проверил нас со Страфой, ухмыльнулся, но ничего не сказал.

Когда Дин поставил тарелку перед Морли, появилась Пенни. Шмыгнула носом, устроилась на последнем свободном стуле и мрачно посмотрела на Страфу, но тоже ничего не сказала.

Плеймет просунул голову в дверь.

— Я что-нибудь могу сделать, Дин?

Задавая этот вопрос, он таращился на меня и Страфу.

— Ты мог бы взять молоток, гвозди и несколько досок и расширить мою кухню. В противном случае — нет. Мы не можем втиснуть сюда еще одного человека.

Тут было не так уж тесно — хотя никто не смог бы пошевелиться, если бы Плеймет находился по эту сторону двери.

— Дин, кто сейчас в доме? — спросил я. — Кроме тех, кого я вижу сейчас перед собой.

— Синдж. Несколько людей Джона Пружины. Существо, которое называет себя Птицей.

— Птица пришел, чтобы рисовать, — сказала Пенни. — Но его честь дремлет. Поэтому Птица вместо этого глушит голоса в своей голове.

То была самая длинная речь, которую она когда-либо произносила в моем присутствии. Голос ее звучал очень печально. Я рискнул ввергнуть ее в панику, спросив:

— Что ты о нем думаешь, Пенни? Он и вправду слышит голоса?

Она заставила себя ответить, очень тихим голоском:

— Да. Он их слышит. И не только потому, что он сумасшедший. Голоса настоящие. Он позволил мне поговорить с ними, пока мы работали.