Ричард III. Последний Плантагенет - Светлана Алексеевна Кузнецова

– Кроме того, дети Эдуарда теперь в опасности. Их убьют лишь затем, чтобы обвинить меня в этом преступлении. Я не могу допустить этого.

Френсис присмотрелся. Под глазами короля залегли тени – то ли из-за неверного света факела, то ли по вине усталости. Ричард, вероятно, и избрал эту комнату, чтобы скрыть свое состояние, и для соблюдения секретности, конечно.

– Самым простым решением было бы возвращение принцев их матери, – заметил виконт.

– И она сумеет их защитить?! Случись с юношами несчастье, Елизавета обвинит меня во всех смертных грехах, – он помолчал немного и добавил почти шепотом: – И будет права… Я дал ей слово.

Ловелл обреченно вздохнул. Теперь Ричард озаботится еще и безопасностью Вудвилл.

Король потянулся за чистым листом.

– Огня, – приказал Ловелл, но был остановлен резким взмахом руки и коротким:

– Мне достаточно света.

Ричард писал Вудвилл. В своем послании он предложил вдове Эдуарда покинуть убежище и вместе со старшей дочерью, тоже Елизаветой, встретиться с ним. Дик гарантировал бывшей королеве безопасность и даже обещал снять с женщины обвинение в заговоре и в похищении казны. Остальных дочерей Вудвилл он желал переселить в свою северную резиденцию, замок Шериф-Хаттон. Там незаконнорожденные принцессы жили бы на полном обеспечении, пока не выйдут замуж.

– Она будет принимать решение долго, ты же знаешь.

– Знаю, – согласился Его Величество. – Пусть. Я уже написал Маргарет в Бургундию. Она приютит Эдварда и его брата на некоторое время.

По прибытии в Линкольн в октябре 1483 года королю сообщили о вооруженном мятеже.

– Герцогу Бэкингемскому наскучила роль оратора или он растерял все свое красноречие? – усмехнулся Ричард. – Ужель он решил попробовать свои силы в честном бою!

На призыв герцога откликнулись уцелевшие после разгрома путча опальные Вудвиллы и дожидавшиеся своего часа реваншисты-ланкастерцы, прибывшие из Франции на французских кораблях и с французской же армией. Вел их новый кандидат на престол граф Ричмонд, Генрих Тюдор.

В прокламации 15 октября Ричард объявил герцога Бэкингема изменником и призвал народ объединиться в борьбе против него и его иноземных сподвижников. В том же документе король запретил вредить тем наследникам заговорщиков или родственникам повстанцев, которые останутся верными Англии и ее правителю.

В результате одного только этого решения Ричард приобрел множество сторонников из числа вынужденных последователей бунтарей. Изменники оказались в изоляции, и их одного за другим начали сдавать властям. Восстание резко пошло на убыль.

Авторитет Его Величества был слишком силен. Англичане не желали признавать над собой владычества французского ставленника, как сопротивлялись и возвращению ненавистного им семейства Вудвиллов. Лишь на периферии – Гилдфорде, Солсбери, Мейдстоуне, Ньюбери, Уилтшире, Эксетере и Рочестере – заговорщикам удалось найти поддержку.

* * *

Ветер ломал ветви. Дожди размыли дороги. Окружающие, посмеиваясь, начали величать непогоду бурей имени Бэкингема.

– Счастливцы, – огрызался герцог, – у них остались силы шутить!

Для Генри восстание превратилось в череду неурядиц. Он искренне удивлялся, как раньше ему удавалось водить войска и даже одерживать победы. Новобранцы, прибывшие из принадлежащих ему областей, прослышав о прокламации Ричарда III, разбежались по своим городам. Герцог остался с наемниками, но и их потерял во время марша по Уэльсу, столкнувшись с численно превышающими силами ополченцев.

В отчаянии Бэкингем решил бежать во Францию. Но против герцога будто восстало само небо.

Генри, хмурясь, выслушал заверения капитана о том, что в такую погоду покидать Англию – чистое безумие. Глянул на скрипучую мачту – почему она издает столь неприятные звуки, только ли из-за шквального ветра? – порылся в карманах, выуживая монету. И усмехнувшись – удача любит тех, кто смеется, – подбросил ее в воздух.

Серебряный кругляш сверкнул несколько раз, будто посмеиваясь. Монета упала на ребро, протиснулась в щель между досок и канула где-то в трюме корабля. Бэкингем выругался, посмотрел на серое небо и решился. В конце концов, безумцем он станет, если задержится в Англии!

Генри поискал взглядом Мортона, но епископа словно за борт смыло. Выругавшись снова, герцог приказал держать курс на Францию.

* * *

Бурю следовало величать не его именем, а Глостера, времен, когда тот еще не надел корону. Упорству, с каким волны и ветер противостояли кораблю, можно было лишь позавидовать. Генри то отсиживался в каюте, то не выдерживал неизвестности и поднимался на палубу. Последнее и спасло ему жизнь.

Сзади послышался треск, а затем и вопли. Бэкингем обернулся. В этот момент корабль резко качнуло. Герцог попытался ухватиться хоть за что-нибудь, но вместо надежного каната пальцы ощутили пустоту. Его немилосердно швырнуло в одну сторону, затем – в другую. В грудь ударило холодное и соленое. Вода хлынула через открытый в беззвучном крике рот.

Очнулся он на берегу и долго всматривался в по-прежнему серое небо.

«Жив!» – некоторое время это оставалось единственной мыслью. Мокрая одежда липла к коже. Он замерз и уже не чувствовал ни рук, ни ног. Но, Господи, просто дышать оказалось таким немыслимым наслаждением. Никакое богатство, власть и все короны мира не стоили этого священного дара.

Потом он сел. Встал. Поморщился от пронзительного ветра. И счастливо рассмеялся. Бэкингем не получил даже царапины. Видимо, удача все еще оставалась на его стороне!

Следовало сменить одежду, но кроме нищенского рубища герцог не нашел ничего.

«Значит, надену рубище, – решил Генри. – Это даже хорошо. Никто не узнает».

И принялся спешно раздеваться, размышляя о том, куда направится.

Его знали многие, причем не только знатные лорды. Слишком часто он вещал перед низшими сословиями, вначале добиваясь поддержки Ричарда, а затем обвиняя оного в самых тяжких грехах. Его Величество… Генри скрипнул зубами. Король простил бы предательство и измену, но не ложь… Не такую клевету.

Руководствуясь этими мыслями, Бэкингем добрался до порта и попытался проникнуть на корабль, отправляющийся к берегам Франции. Ему почти удалось спрятаться в трюме.