У смерти твои глаза - Дмитрий Самохин

– За дело, – рыкнул Дубай. И мы высадились на причал. Я похлопал по плечу Кубинца и указал, чтобы он отстал. В конце концов, это не моя идея брать приступом дворец, так какого черта я должен идти в первых рядах. К тому же у меня и оружие подкачало. Один пистолет. В то время как каждый кочевеевец сжимал в руках автомат.

Оставалась одна преграда. Трехметровый забор из камня. Ворота закрылись прямо перед моим носом. Но, похоже, у ребят и на этот вопрос заранее был заготовлен ответ. Какие предусмотрительные оказались!

Дубай покачал рукой, указывая на стену. Жорик хлопнул одного из боевиков, и тот подбежал к стене. Вытащил из маленькой поясной сумочки какой‑то продолговатый предмет, прикрепил его к каменному забору и отбежал.

– А теперь ищем укрытие, – велел Дубай. – Но будьте готовы!

Я все понял. Они решили, что ворота им ни за какие коврижки не откроют, так почему бы их не взорвать к едрене фене.

Громыхнуло будь здоров. Вся ограда закачалась. Я подумал, что она обрушится по всей своей протяженности. Но она устояла.

Дубай замахал рукой. И в пролом ломанулись боевики с автоматами. Дубай пошел следом. Прикрывали атаку я, Кубинец и Стеблин, шедший последним.

Заговорили где‑то в глубине территории автоматы.

Началось!

Я обернулся и увидел, как одно за другим в окнах домов напротив стал зажигаться свет. Так. У нас времени в обрез. Скоро здесь нарисуются полицейские. А столкновение с ними в мои планы никак не входило. Думаю, Дубай это тоже вряд ли понравится.

Дубай оторвался от нас. Только что видел его спину. Мгновение – и Ваня растворился в черной зелени обступивших со всех сторон кустарников.

Трещали выстрелы. Одинокие – чахоточные. Затяжные очереди.

Бой протекал впереди нас, но торопиться на театр военных действий нам не улыбалось. Я вовсе не мечтал пасть смертью храбрых в бандитской разборке, но и отсиживаться за спинами мужиков, с которыми, хоть и временно, мы оказались союзниками, тоже не слишком удобно.

Понимая, что и без нашего участия впереди разберутся, я остановился, оглянулся на Кубинца и Стеблина и провел молчаливое совещание. Мы поняли друг друга с полувзгляда. Телепатия. Обмен мыслями на расстоянии. Такое ощущение, что Кубинец прочитал все, что я хотел ему сказать, из моей головы, как из раскрытой книги. Прочитал. Кивнул, подтверждая согласие. Стеблин тяжко вздохнул. Его можно было пожалеть. Столько впечатлений выпало на долю мужика за один отдельно взятый день. Бывший служитель закона и правопорядка, а вынужден работать с бандюками. Соседствовать в деле с криминалом. Не позавидуешь. За два часа поменять жизненную платформу – это вам не восемь литров пива на сон грядущий в качестве профилактики от морщин принять.

Я изменил направление. Углубился в кустарник, вспоминая слова сказки из далекого детства: «Только не бросай меня в терновый куст». Я уходил от шума выстрелов. От беготни и боя. Мой план оказался прост, как салат из морской капусты. Обогнуть дом, зайти противнику с тыла и попытаться исследовать помещение, воспользовавшись суматохой боя. Авось на меня и внимания никто не обратит.

Вляпались, что называется, как индейка на рождественский стол. Обогнуть домик‑то обогнули. Он напоминал мексиканскую фазе иду в уменьшенном варианте. Смотрелось это весьма неестественно на фоне дождливой слякоти и двенадцати градусов тепла. Выбрались на заднее крыльцо, украшенное резными колоннами из камня, стилизованными под Грецию, и остановились. Я шел первым. В ухо мне дышал Гонза. Когда я остановился, он чуть не сбил меня с ног, грязно выругался, но я толкнул его локтем в живот и скорчил зловещую физиономию. Что‑то было не так. Я чувствовал это. Опасность притаилась рядом. Только вот где? Вот в чем вопрос.

Я нерешительно переминался на крыльце. Я видел перед собой дверь – приоткрытую, приглашающую, но идти в нее отчего‑то совсем не хотелось. Я медлил. Это‑то и спасло меня, да и ребят, которые переминались за моей спиной.

Дверь крякнула и слетела с петель. Из дверного проема вывалилось мертвое тело. А за ним показались двое мужиков в пятнистых военных комбинезонах, явно спасавшихся из гибельного пекла, по пути прикончив командира, выступившего против постыдного бегства. Боевики неслись на меня. Я отпрыгнул за колонну, выхватывая на ходу пистолет. И, приземлившись на левый бок, открыл огонь. Одного уложил с первого выстрела. Второй же оказался проворнее и ушел с линии огня, отступив в дом.

Я обернулся. Хотелось удостовериться, что Кубинец и Стеблин в порядке. Они лежали, уткнувшись носами в ступеньки крыльца, и шарили дулами пистолетов по окружающему пространству.

А ведь в дом‑то еще надо попасть.

Я опустился на колени и выглянул из‑за колоны. Пуля высекла искру из камня возле моего уха. Осторожнее, господин частный сыщик. А то так ненароком можно и на тот свет угодить. А в мои планы это не входило. Я выщелкнул обойму, убедился, что патроны еще есть и я не окажусь с пустой пукалкой против хорошо вооруженного бандюгана. Набрался храбрости. Выразилось это в том, что я четыре раза глубоко вздохнул, постарался унять клокочущее сердце и перекрестился на всякий случай. Я выкатился из‑за колонны и открыл огонь по двери. Стрелка я не видел, но выпустил всю обойму в дверной проем. Измочалил в щепу дверной косяк. И, кажется, кого‑то задел. Раздался вскрик. И тут меня поддержали два ствола. Стеблин приподнялся из своего укрытия. По другую сторону вырос Кубинец.

Через минуту все было кончено. Не забывая про возможную опасность, я выщелкнул пустую обойму, заменил ее на полную и поднялся на ноги. Озираясь по сторонам, я вступил в дом.

Оказавшись в холле, я удивился. Такое ощущение, что зашел за задник декорации какого‑то американского салуна времен освоения Дикого Запада. Пустые пространства. Полное отсутствие мебели, словно в доме намеревались устроить поле для гольфа, да наше прибытие помешало осуществлению планов.

Судя по затухающим звукам, бой шел совсем близко, но скоро должен был кончиться. Следовало поторопиться, если я хотел без лишних свидетелей осмотреть дом.

Я ткнул пальцем в потолок, показывая направление Кубинцу и Стеблину. И направился к лестниие на второй этаж. Лестница была старая, рассохшаяся, с качающимися перилами и аляповато вульгарными балясинами. Каждый мой шаг на ступеньку сопровождался ужасным скрипом. Таким можно мертвеца из могилы поднять, но грохот выстрелов заглушал звук, скрывал его от посторонних ушей.

Поднявшись на второй этаж, я осмотрелся по сторонам. Та же картина опустошенности, что и на первом. Только шаров перекати‑поля, перекатывающихся из комнаты в комнату, не хватает да пустой бутылки из‑под виски «Джонни Уокер». Похоже, людей на втором этаже не было. Я медленно двинулся по коридору, поочередно заглядывая в каждую комнату. Но дом казался безлюдным. Судя по пыли и полному отсутствию мебели, здесь никто не жил лет пятнадцать. В одной из комнат я обнаружил тому документальное подтверждение. Огромную, до потолка фотографию императора Алексея II. Какой идиот станет вешать в своем доме портрет царя‑шизофреника? Ответьте на мой вопрос. В том‑то и дело, что такого не найдется, а если и найдется, в чем я конечно же сомневаюсь, то, согласно теории вероятности, вряд ли я столкнусь с ним. Да! Туманно. Туманно. Даже нынешний император старается не поминать имя своего кровожадного предка. Остается предположить, что портрет висит в комнате со времен царствования императора Алексея II Кровавого. Сколько же времени прошло! Давненько сюда никто не заходил.