Яд-шоколад - Татьяна Степанова

— Одна девчонка катается, никого с ней, а ты переживал все. Одна — это хорошо, — сказал Момзен. — Попка у нее как орешек крепенькая. Такой сладкий задик. Скок-поскок молодой дроздок…

Он почувствовал, что на плечо ему опустилась тяжелая рука. Олег Шашкин засопел.

— Ну не буду, не буду, — усмехнулся Момзен.

— Мне просто неприятно, когда… — Олег Шашкин засопел сильнее. Он не хотел ссориться с обожаемым другом, с учителем.

— Все твое, вся твоя. Только не роняй из рук, когда сама в руки свалится, — Дмитрий Момзен опустил бинокль. — А та длинная пигалица-журналистка, что приходила, тоже ничего. Красотка. И кожа как персик. Может, ее возьмем, а?

— Ты бери кого хочешь, — буркнул Олег Шашкин, — а я…

— А я втрескался в рыжую девчонку. Ну все, напрыгалась, к озеру поскакала. И чем только проняла тебя так эта малышка?

— Ты видел, какие у нее глаза? — тихо спросил Олег Шашкин. — Таких глаз, как у нее, нет ни у кого на свете.

Это ощущение, когда внутри все словно куда-то проваливается, как в бездну, а по спине ползет холод… Это чувство беспредельной беззащитности и ужаса, первобытного, древнего как мир, живущее в подсознании и будто соль выступающая на поверхность… Дуновение ледяного ветра прямо в ваше бедное сердце, которое замирает…

Дыхание страха…

Все это Катя испытала тогда — солнечным теплым майским днем. Она помнила это потом долго. Первый отклик души на это— желание, неодолимая потребность спрятаться.

Но прятаться некуда. Катя ощущала это каждой трепещущей клеточкой своего тела, бедной уязвимой напуганной плоти. Прятаться — некуда. И отступать поздно. Это дело о пяти убийствах, одно из которых двойное и в котором шесть жертв, обрастало все более чудовищными, пугающими подробностями. А Кате, наивной в самом начале, когда она лишь набрасывала план своей статьи, казалось, что известно уже все.

О том, что произошло с третьей жертвой Асей Раух, она узнала лишь на следующий день.

Вечером им с Гущиным поговорить об этом так и не удалось, потому что позвонил эксперт Сиваков. Он сам лично перепроверил сведения, поступившие из экспертно-криминалистического управления. Среди мусора, выброшенного Романом Ильичом Шадриным-Веселовским, оказался товарный чек из торгового центра «МКАД Плаза». Более того, данные, пробитые на чеке, свидетельствовали о том, что это чек из супермаркета «Твой Дом», который в день убийства посещали супруги Гриневы.

Одно плохо — та часть чека, где проставили дату покупки, отсутствовала. Эксперт Сиваков поехал лично в лабораторию и полночи сидел над отбросами из мешков, буквально просеивая все через сито, пытаясь найти микроскопические бумажные фрагменты, чтобы восстановить хоть часть и просмотреть под микроскопом.

Обо всем этом Катя узнала утром. Она подумала — значит, отчим Шадрина тоже посещал этот огромный магазин. Это факт, но факт этот прямо ничего не доказывает — «МКАД Плаза» вместе с «МЕГА» — два крупнейших торговых центра на юго-востоке Москвы. А в новом доме Шадриных-Веселовских ремонт, она видела это своими глазами.

Она чувствовала — этот день они с полковником Гущиным посвятят не экспертизам, нет. Они посвятят его третьей жертве.

И она не ошиблась.

После оперативки Гущин предложил ей поехать с ним. Катя не стала спрашивать куда, она знала.

— Ее обнаружили дети, — объявил Гущин в машине. — В Кусковском лесопарке в трубе коллектора недалеко от аллеи Большого пруда. Пацаны катались на велосипедах в половине десятого вечера и услышали крики. Они сначала испугались, потому что она не звала на помощь. Она просто кричала, так страшно… Они нашли ее в трубе коллектора… Я потом вместе с МУРом разговаривал с этими ребятами. И время уже прошло, но они, когда вспоминали и говорили о том, какой они ее нашли в той трубе, все еще заикались от страха.

Катя сидела на заднем сиденье машины. Они ехали по Рязанскому проспекту в Вешняки, она помнила эту дорогу. Но теперь это словно какая-то другая дорога… что ждет в конце?

— Ася Раух, двадцати восьми лет, сотрудница единого расчетного центра. У них контора на Первом Вешняковском, а жила она на улице Молдагуловой…

Знакомое название… София Калараш и ее болтливая товарка Лолита…

— Она часто ходила через парк пешком, не ждала автобус. Шла парком и в тот вечер, было всего половина восьмого, совсем светло, — продолжал Гущин. — Но дети нашли ее в коллекторе довольно далеко от ее привычного маршрута. Сама Раух ничего не помнит. Судя по ранам на голове, ее сначала оглушили ударом сзади. У жертв почти у всех раны на голове. У Гринева, мужа, тоже, только у него рана смертельная. Это своеобразный почерк, стиль, чтобы жертвы не кричали там, где он на них напал. А это не всегда были совершенно безлюдные места. Напротив. Аллея, которой шла Ася Раух, параллельна улице, там потоком идет транспорт, пробка к Карачаровской эстакаде. Потом уже оноттащил ее глубже в парк, к этой трубе. Там он связал ее скотчем и сделал ей два укола.

— Каких? — тихо спросила Катя. — Яд, да?

— Нет, обезболивающее. Местная анестезия. Два укола — в шею и в лицо. И пока она была без сознания, оглушенная и под наркозом, он выколол ей глаза.

Катя отвернулась к окну. Они въезжали в знакомые Вешняки — парк по обеим сторонам улицы пронизан солнечными лучами.

— Дети отыскали ее по крикам. У нее начала отходить анестезия, она почувствовала боль и поняла, что ослепла, — сказал Гущин. — Там, в коллекторе, он находился с ней какое-то время, когда она очнулась. Он говорил с ней. Она запомнила его голос. И узнала его потом, когда мы предъявили ей запись голоса Родиона Шадрина.

Катя молчала. Потом она спросила:

— Откуда же у вас его голос, он ведь не разговаривает, только барабанит?

— Я ему дал свидание с матерью, — ответил Гущин. — Специально. Нам нужна была запись. Нельзя сказать, что он там очень многословен. Но все-таки я… мы его услышали. Он сказал матери, что все хорошо.

Все хорошо…

Катя вспомнила, что она уже слышала эту фразу.

— Мы на месте, вот ее дом, — полковник Гущин указал на блочную девятиэтажку, возле которой они остановились. — Девушка слепая. Я вчера им звонил. Ее мать сегодня на работе, но с ней бабушка и тетка. Они не оставляют ее одну с тех пор. Охраняют. И боятся, что она покончит с собой, уже однажды делала попытку.

— Если она опознала именно Родиона Шадрина по голосу и так уверенно, о чем же сейчас вы хотите с ней говорить, через два года? — спросила Катя.

— Это не мне, это тебе необходимо с ней встретиться, — ответил Гущин. — Разве нет?

— Да. Но почему столько времени вы скрывали, что она… что третья жертва жива?

— Потому что мы исполняли ее желание. Прежняя Ася Раух умерла. Она не хотела никаких упоминаний о себе в связи с этим делом — никто не должен был знать, что она жива. Что она выжившая жертва Майского убийцы. Пойми, Катя, ее пугает не огласка, не назойливость прессы, даже не судебная канитель — после всего того, что с ней случилось, ее пугает весь мир. Сама жизнь ее страшит. Жертвы серийного убийцы… знаешь, что это такое? Порой для них быть мертвым лучше, чем живым.