Великий Макиавелли. Темный гений власти. "Цель оправдывает средства"? - Борис Тененбаум

Как мы видим, религия рассматривается сугубо с прагматической точки зрения как средство сплочения населения, помогающее задачам правления:

«Кто хорошо изучит римскую историю, увидит, насколько религия помогала командовать войсками, воодушевлять плебс, сдерживать людей добродетельных и посрамлять порочных».

В общем, все вполне в рамках дозволенного – в конце концов, царь Нума не христианин, а язычник, чего же от него и ожидать?

Но дальше Макиавелли переходит уже к делам «поближе к дому», связанным с христианской религией, – и находит, что тут, увы, наблюдается упадок:

«Если бы князья христианской республики сохраняли религию в соответствии с предписаниями, установленными ее основателем, то христианские государства и республики были бы гораздо целостнее и намного счастливее, чем они оказались в наше время. Невозможно представить большего свидетельства упадка религии, нежели указание на то, что народ, находящийся ближе всех к римской церкви, являющейся главой нашей религии, наименее религиозен».

То есть итальянцы из всех народов Европы наименее религиозны? И именно потому, что они ближе всеx к римской церкви? Надо полагать, это заявление производило немалое впечатление на современников Макиавелли, но и этого ему мало, потому что буквально в следующей строке он говорит, что причина этому ясна – церковь и вера находятся в упадке, потому что они отступили от древних образцов благочестия:

«Тот, кто рассмотрит основы нашей религии и посмотрит, насколько отличны ее нынешние обычаи от стародавних, первоначальных, придет к выводу, что она, несомненно, близка либо к своей гибели, либо к мучительным испытаниям».

Такого рода пророчества вообще-то могут рассматриваться как подрывная литература, не правда ли?

Казалось бы, понятно, что все вышесказанное может повлечь за собой большие неприятности? Но Макиавелли не унимается, а продолжает свои рассуждения:

«Дурные примеры папской курии лишили нашу страну всякого благочестия и всякой религии, что повлекло за собой бесчисленные неудобства и бесконечные беспорядки, ибо там, где существует религия, предполагается всякое благо, там же, где ее нет, надо ждать обратного. Так вот, мы, итальянцы, обязаны церкви и священникам прежде всего тем, что остались без религии и погрязли во зле».

И мало этого – не только дурные примеры пап и папской курии подорвали авторитет религии в Италии, но и сама по себе политическая роль папства оказалась губительной:

«Мы обязаны им еще и гораздо большим, и сие – вторая причина нашей погибели. Церковь держала и держит нашу страну раздробленной. В самом деле, ни одна страна никогда не бывала единой и счастливой, если она не подчинялась какой-нибудь одной республике или же какому-нибудь одному государю, как то случилось во Франции и в Испании. Причина, почему Италия не достигла того же самого, почему в ней нет ни республики, ни государя, которые бы ею управляли, – одна лишь Церковь».

Макиавелли находит, что дело тут не в отдельных ошибках того или иного папы – нет, дело гораздо хуже:

«Укоренившись в Италии и присвоив себе светскую власть, римская церковь не оказалась ни столь сильной, ни столь доблестной, чтобы суметь установить собственную тиранию надо всей Италией и сделаться ее государем; с другой стороны, она не была настолько слаба, чтобы, боясь утратить светскую власть над своими владениями, не быть в состоянии призывать себе на подмогу могущественных союзников, которые защищали бы ее против всякого народа и государства, становящегося в Италии чрезмерно сильным...»

И приводит совершенно конкретные примеры того, как церковь раз за разом решала политические проблемы Папской области, призывая на землю Италии иноземцев:

«В наше время она [Церковь]подорвала мощь венецианцев с помощью французов, а потом прогнала французов с помощью швейцарцев. Таким образом, не будучи в силах овладеть всей Италией и не позволяя, чтобы ею овладел кто-нибудь другой, церковь была виновницей того, что Италия не смогла оказаться под властью одного владыки, но находилась под игом множества господ и государей. Это породило столь великую ее раздробленность и такую ее слабость, что она делалась добычей не только могущественных варваров, но всякого, кто только ни желал на нее напасть...

Всем этим мы, итальянцы, обязаны церкви, и никому иному».

Вот какого рода беседы велись в садах Орти Оричеллари, и вот какого рода тексты писались Никколо Макиавелли для людей, ими владеющих.

И он при этом изо всех сил старался понравиться Медичи – что довольно парадоксально. Как-никак, начиная с 1513 года, основой их могущества было обладание папским престолом.

Ho cам Макиавелли, по-видимому, никакого парадокса в своем стремлении послужить папе римскому в сочетании с негативным взглядом на папство не видел.

У него была страсть – история, – и у него было ремесло, которое сейчас назвали бы «политический анализ». Ремеслом своим он занимался с большим успехом, используя при этом знания, которые подарила ему его страсть, и, находясь на службе Республики Флоренции, делал это целых 14 лет. Oн хотел – даже очень хотел – применить свое умение на пользу и себе, и заказчику. A если бы таким заказчиком стал папа римский Лев Х – тем лучше.

В этом смысле Макиавелли был типичным флорентийцем, на свой лад – не хуже Лоренцо Великолепного. Тот вполне мог сочетать вкус и к истинно языческим картинам Сандро Боттичелли, и стремление дать своему 13-летнему сыну Джованни кардинальский сан.

А то, что это делается в рамках иерархии христианской церкви, отрицающей язычество, – ну, это мелкая подробность, связанная с деталями реальной жизни. Он не видел в этом ни малейшего противоречия. Если что и сближало двух флорентийцев – Никколо Макиавелли, который полгода жил с семьей на 60 флоринов, и Лоренцо Медичи Великолепного, способного потратить 60 тысяч флоринов на одну только поездку в Неаполь, в гости к королю Ферранте, – так это их отношение к мессе. И тот, и другой ходили в церковь, на богослужение, пожимая плечами и со словами: «Ну что же, отдадим дань этому распространенному суеверию!» – которые, однако, они вслух не произносили.

Оба они были не только скептиками, но и реалистами.

Из вышесказанного понятно, что к папскому двору Льва Х Макиавелли со своими «Рассуждeниями о первой декаде Тита Ливия» Макиавелли нe обращался. Он, собственно, и со своей «Мандрагорой» туда не совался – за него это сделали другие. Комедия была озорной, совершенно в его духе и написал он ее для своих приятелей по садам Ручеллаи, «друзьям прохладной тени», как он их иногда называл. Подробный пересказ «Мандрагоры» включен в «Приложения», а здесь ограничимся просто фабулой: некий жадный и глупый скупец женат на молодой и красивой женщине и страстно мечтает стать отцом, но у него это никак не выходит. Юноша, влюбленный в эту даму, охотно помог бы разрешить проблему, но, к несчастью, его возлюбленная благочестива и добродетельна. Ну, как и положено в комедиях, в конце концов все благополучно улаживается – хитроумный юноша находит способ устроить так, что он все-таки оказывается в постели своей красавицы, муж ее великолепным образом обманут, а все дело помог уладить пройдоха-монах – за деньги, конечно.