Том 2. Неживой зверь - Надежда Александровна Лохвицкая

Так вот, сидели у меня как-то гости, среди них эта самая баронесса и одна милая барышня из литературной периферии – немножко писала, немножко переводила, была умна и с хорошим вкусом.

Почему-то они – эта барышня (звали ее Иля) и баронесса очень друг другу не понравились. Баронесса кривлялась, Иля смотрела на нее мрачно. Баронесса восторгалась плюшевой черной кошкой, которую мне кто-то прислал в корзине белых роз.

– А я совершенно не выношу кошек, – говорила Иля. – Мне противно смотреть даже на эту игрушечную.

Баронесса продолжала возиться с кошкой, сажала ее себе на плечи.

– Взгляните, как мне идет эта черная кошка. Неправда ли, я похожа на молодую колдунью? Похожа?

– Очень! – мрачно отвечала Идя. Вы похожи на колдунью Карабос из «Спящей красавицы». Я легко себе представляю, как вы едете на шестерке крыс.

Баронесса обиделась. Глаза ее стали острыми, как две иголки: фея Карабос была горбатая уродина с длинных носом.

– Да? Вы находите? Это очень мило. Да, я фея Карабос. И, чтобы вам доказать свою силу, я непременно обращу вас в кошку. Может быть, побывав в кошачьей шкуре, начнете кошек любить.

Видя, что они сердятся, я поспешила перебить разговор.

И вот приходит ко мне на другой день Идя, страшно смущенная, и говорит:

– Знаете, я кажется, сошла с ума! Вы только никому не рассказывайте, но со мной произошла очень странная история. – Какая? Она усмехнулась, покраснела и ответила шепотом: – Я кошка.

– Что-о? Кивок головой и смущенное подтверждение:

– Да! Затем последовал очень толковый рассказ. – Вы меня знаете – я никогда особенно всем этим вашим колдовством не интересовалась и, хотя это и не модно, абсолютно во всю эту ерунду не верила. Я человек с холодным воображением, человек положительный.

И конечно, никакого внимания не обратила на вашу злющую баронессу Карабос и даже тут же и забыла все, что она болтала. И вот, представьте себе, просыпаюсь я сегодня ночью и чувствую, что на меня дует. Повернула голову к окну и вижу, что форточка приоткрыта. Я спустила ноги с кровати и как-то странно не упала, а почему-то оказалась на четвереньках и так, не поднимаясь на ноги, страшно легко подошла к окну, подпрыгнула и очутилась на подоконнике. Села на подоконник и думаю: «Что же это такое со мной делается?» Подняла руку, хотела лоб потереть, смотрю, а у меня не рука, а лапа. Оглядела себя – во дворе фонарь светит – я вся пушистая, серая, мягкая… «Батюшки, думаю, да ведь я кошка! Ну что тут делать?»

Потянулась, достала лапами открытую форточку, вспрыгнула и спустилась на карниз.

Вы ведь знаете, дружок, какая я нервная и до чего боюсь высоты. А тут – удивительно – смотрю вниз с третьего этажа и прямо даже приятно. Захотелось проверить себя. И страшно и любопытно. Пошла вдоль карниза. Ничего – голова не кружится, а все ощущение своего тела такое небывалое, что-то послушное, гибкое. Помню, что по другой стороне лестницы квартира Марьцевых. Заглянула в окно – в комнате темно, ничего не разобрать. Потом кто-то в белом стал тихонько подходить, я испугалась и побежала прочь. Это я-то, по карнизу на трехэтажной высоте!

Добежала до конца, а там крыша церковного дома. Я прыгнула на крышу. Красота! Луна светит, тени черные, резкие. Я подошла к самому краю крыши, посмотрела вниз – нет, не боюсь! Нарочно повернулась несколько раз – голова не кружится ничуть. И тут вдруг почувствовала, что на меня кто-то смотрит. Обернулась и вижу – лезет из-за трубы огромный кот, глаза страшные, круглые, шерсть взъерошена. Никогда я таких громадных котов не видала – как тигр! Теперь-то я понимаю, что это мне так казалось оттого, что я сама стала меньше, в кошачьем-то виде. Испугалась я ужасно и бросилась бежать. Прыгаю с уступа на уступ, с карниза на карниз, добежала до своей форточки, взглянула, а она за это время захлопнулась. Представьте себе мое отчаяние! Ну куда я денусь? Пришлось спуститься во двор. Вижу – дверь на черную лестницу открыта. Я поднялась, добралась до нашей квартиры. «Теперь, – думаю, – уже светает, скоро придет молочница, я тогда проскользну. Только вот беда – кошек в этой квартире не любят кухарка Прасковья заметит и выгонит». А ведь больше все равно деваться некуда. Прижалась в уголок, жду. Наконец, слышу – гремят жестянки, подымается молочница. Открывает Прасковья. «Нет, – думаю, – не проскочить мне» И вдруг Прасковья говорит: – Подожди минутку, я для твоей коровы корок набрала. «Ох, – думаю, – спасена!» Чуть Прасковья отвернулась, я шмыг в коридор, да за шкаф. А потом понемногу пробралась к себе. Хорошо, что дверь у меня чуть-чуть только приотворена… Прыгнула на кровать, залезла под одеяло. «Ну, – думаю, – засну, сном все это и пройдет. Ведь не останусь же я навсегда кошкой». И тут вспомнила эту гадину баронессу. Неужели она смогла такую штуку сделать? Всплакнула и заснула.

Утром разбудила меня Настя, принесла, как всегда, чай.

– Вставайте, – говорит, – барышня, десятый час. Я тихонько руку из-под одеяла вытянула (боюсь, не лапа ли!) – слава Богу! Кончился дурацкий сон. Даже смешно стало.

А Настя подходит к окну и говорит: – Это кто же здесь наследил-то? Вот – словно лапы. Прямо от вашей кровати.

Стоит Настя и переводит глаза с меня на эти следы и опять на меня, и чувствую я, что она что-то подозревает, о чем-то догадывается. И такой меня охватил ужас, что я на минутку сознание потеряла. Подумайте только! Чуть не обморок. Настя ничего не сказала и ушла, а я снова заснула. И вдруг опять Настин голос: – Пора вставать, барышня!

Открываю глаза – Настя с подносом. Принесла чай. Ничего не понимаю. Чувствую, что вся разбитая, голова тяжелая. Спрашиваю – который час?

Отвечает – «десятый».

Значит, думаю, мне приснилось, что она уже приходила. И тут же заснула снова и вероятно не позже, как через полчаса, проснулась. Вижу – поднос на столике, нетронутая чашка с чаем… Который же Настин приход мне приснился, а который настоящий?

Одеваюсь. Вижу на локте синяк. Вспомнила, что когда прыгала, так стукнула лапу об карниз. Пошла к маме здороваться, а она как раз кухарке обед заказывает. Я и спрашиваю:

– Скажите, Прасковья, у нашей молочницы собственная корова?

– Как же, – говорит, – собственная. Я ей часто хлеб сухой отдаю. Сегодня утром как раз целую торбочку дала. Она рада.

У меня даже голова