Близость - Элизабет Гейдж

Лесли взглянула на него. По выражению ее лица стало ясно, что их взаимным увиливаниям пришел конец.

В последний месяц Джордан обдумывал эту ситуацию тысячу раз, но заготовленные на этой случай слова не приходили. Она смотрела на него с укором и мольбой одновременно.

— Я сдерживался долго, как мог, — сказал он. — Днем еще ничего, но по ночам…

Она промолчала. Глаза ее стали глубже, словно освобождая пространство для него.

Джордан провел пальцами по ее волосам, по щеке. Боль в сердце стала нестерпимой. Внутри него что-то оборвалось.

— Я люблю тебя, — сказал он.

В застенчивости, как мальчишка, он отвел взгляд.

Когда же снова посмотрел на нее, в глазах ее были слезы. Она выглядела напуганной, как и он. Лесли молча кивнула головой, и он наклонился к ее лицу.

Шесть недель спустя

Океан был их сообщником.

Он ритмично и осторожно покачивал яхту на длинных, ленивых перекатах волн, а в такт ему Джордан все глубже и глубже входил в нее. Лесли обняла его руками, все больше открываясь навстречу ему с каждым плавным движением океана, соединявшим их.

Вскоре стоны Джордана слились со вздохами океана под ними. Тихие крики экстаза Лесли напоминали крики чаек, кружащих над волнами.

Он распростерся над ней, прекрасный молодой мужчина с упругими ногами, словно созданными для любви. Она взяла его лицо в руки, посмотрела в глаза взглядом, полным страстного удовлетворения. Ее ноги обвивали его, сильнее прижимая к теплому, чувственному месту в центре ее тела.

— О, Джордж…

Их близость росла, все усиливаясь от качки волн, пока наконец сердцевину ее тела не потряс спазм, подтвердивший, что она полностью принадлежит ему. Она почувствовала извергавшийся в нее мощный поток мужского триумфа, услаждавшего и успокаивающего, как бездонная толща воды, по которой они плыли.

Когда все кончилось, она прижала его к своей груди, поглаживая ногами его бока. Ее тело все еще вздрагивало от спазмов, а руки ласкали, обнимали его, как ребенка.

Они молчали. В эти недели, оглушенные страстью, они чувствовали, что слова лишние, что они понимают друг друга без слов.

Джордан думал о ее теле, которым она замечательно умела пользоваться в занятиях любовью. Да, ее плоть была прекрасна, вызывала непреодолимое влечение своим вкрадчивым обольщением. Но она предавалась любви всем сердцем, отдавалась полностью, и он чувствовал, что в их близости была что-то абсолютное, что они познали друг друга настолько совершенно, что это даже пугало.

Джордан посмотрел ей в глаза. Он подыскивал слова, которые могли бы выразить то, что только что произошло между ними. Но, как обычно, эти слова не приходили.

— Я люблю тебя, — сказал он.

Лесли улыбнулась, крепче прижимаясь к нему и лаская руками его шею, странный в своей трогательности жест, которым она одаривала его в моменты истомы после любви.

— Я тоже тебя люблю, — сказала она.

Ее взгляд был ослеплен любовью, тело оцепенело от блаженного удовольствия. Но она уже начинала приходить в себя. Он чувствовал, что в тело, которое он держал в объятиях, возвращается молодая энергия. И вот ее суть, живая и счастливая, показывается из-под маски страсти. В этот короткий момент перехода от пламенной страсти к состоянию спокойной влюбленности он любил ее как никогда.

Они были любовниками шесть недель. Встречались часто, как могли, поначалу в городе, затем здесь, на яхте. Джордан был страстный моряк, а Барбара ненавидела плавать на яхте, поэтому «Мег» стала для их встреч идеальным местом. Они находили, что пребывание здесь, вдали от грязного города, где вода и небо объединяют их духовно, привносит в их любовь чувство особой близости и уединенности.

До этого Лесли ни разу не выходила в море. Впервые вступив на борт, немного нервничая, она выглядела бесподобно в джинсах и кроссовках, белой майке без рукавов, и пока он объяснял ей основы судовождения, ему приходилось с трудом сдерживать себя, чтобы тут же не обнять ее.

Лесли быстро все постигла. Вскоре она уже ловко справлялась с простейшими функциями, поскольку ее острый ум в сочетании с веселой готовностью делать все своими руками, не боясь их запачкать, позволяли на лету усваивать совершенно новое для нее дело. Она научилась определять направление ветра, управлять парусами, сохранять равновесие, когда лодка делала поворот или шла поперек ветра. Джордан понял, почему она выполняла роль механика для своего отца, почему сама занималась покраской квартиры и ремонтировала разные вещи. Это было для нее естественно, помогало приспосабливаться к реальному миру.

Позже он купил ей специальную обувь для работы на палубе, ветровку, чтобы спасаться от пронизывающих ветров, и этот наряд еще больше подчеркивал ее энергичность и нежную красоту, — так что Бен, раздражительный и угрюмый «морской волк», сразу проникся к ней симпатией и всегда приветствовал ее улыбкой и добрыми словами.

— Чудесный день для выхода в море, мисс, — говорил обычно Бен, помогая ей взобраться на судно или просто стоя рядом с ними. — Теперь держитесь, — предупреждал он Джордана. — Сегодня немного штормит.

Бен проявлял к Лесли заботу как дядюшка, постепенно вошел в роль хранителя их любви, потому что не мог не заметить, что связывает их, по тем взглядам, которыми они смотрели друг на друга.

Бен никогда не видел Барбары, поскольку она ни разу не была на яхте. Но если бы он даже знал ее, то никогда бы не выдал секрет, связывавший Джордана с Лесли. В свое время он многое познал и понимал, что любовь заслуживает того, чтобы отвергать все правила и преодолевать все препятствия на своем пути. Для него Лесли воплощала образ женщины, о которой он мечтал, но так и не встретил. Быть причастным к такой любви, даже в малой степени, означало для Бена осуществление его мечты.

Каждый раз плавание проходило обычной чередой. Они управляли яхтой, вместе работали на палубе в молчании, иногда смеялись, когда яхта стремительно неслась по заливу. Заплыв далеко в море, они останавливались, Джордан опускал паруса, бросал якорь. Он спускался в каюту, где она уже ждала, сняв майку, под которой был только лифчик, затем стягивала джинсы с длинных ног, оставаясь в шелковых трусиках, которые, как скромный цветок, прикрывали магическое место ее женской сути.

Ее глаза блестели, когда она замечала его реакцию на свою наготу; расширенные зрачки, напряженные руки…

— Иди сюда, мой Очарованный принц, — говорила она, снимая лифчик, пока он подходил к ней.

Ласковое прозвище появилось вначале в шутку, но потом вошло в привычку. Оно ему нравилось, потому что он понимал, что в нем отражено и ее уважение к нему, и ее чувство юмора. А теперь оно отражало еще и эротическое пламя, разгоравшееся в глубине ее и озарявшее гибкое, податливое тело, а главное, взгляд.