Снег Энцелада - Эдуард Николаевич Веркин

— У него бирка там…

Я проверил. На шее ротвейлера висела табличка. «Коллекция передана в дар Чагинскому краеведческому музею Сарычевым Арсением Михайловичем».

— Что это?

— Там же написано — дар музею.

— Смертью воняет, — сказал Роман. — Представляю, как детишки от этих чучел шарахались…

Роман чихнул.

— Напротив, — сказал я. — Дети обожают чучела. В Америке, между прочим, было продано полмиллиона массогабаритных макетов Чипа и Дейла. Там целая культура таксидермии. Есть музей, где исторические события представлены через чучела, например убийство президента Линкольна в театре или Бостонское чаепитие. Белки, горностаи, ласки, кошки. Весьма оригинально получается, между прочим.

— Это правда?

— Да, можешь в Интернете проверить. У нас, кстати, тоже… есть знатоки.

— Да?

— Ага. В прошлом году выставку строительного оборудования проводил, там один мужик из Липецка показывал на телефоне. Композиция «Бурлаки на Волге» — вся сплошь из маленьких чучел: пара белок, нутрия, карбыши, ласка, выхухоль, еж еще.

Похоже, я проснулся. Или надышался чагинским воздухом.

— Так что Сарычев, можно сказать, новатор…

Интересно, чей это ротвейлер? Кто-то заказал себе чучело любимого пса, но потом передумал и вернул Сарычеву, а Сарычев сослал Барсика в зал «Природа родного края».

— Пойдем отсюда, — потирая нос выдохнул Роман. — Тут шерсти полно, задохнуться можно…

Роман чихнул еще три раза, так мощно, что звякнуло стекло. Зашарил по карманам, платка у него не нашлось. Я протянул свой.

— Спасибо. Обычно, у меня аллергии нет, а здесь… Концентрированно очень…

Роман чихнул еще.

Шерсти действительно много, на полу по краям комнаты скопились пыльные валики — если связать свитер, то получится, что свитер сразу из лося, барсука и ротвейлера. Хотя их шерсть, наверное, не ссучить в нитку, ее лучше свалять, а из валяной шерсти получатся только валенки. Валенки из ротвейлера, питон из носков.

— Смотри-ка, — Роман указал пальцем. — Лось протекает.

Под правым лосем стояло ведро, до краев наполненное водой. На потолке над лосиными рогами чернела лужа, из центра которой на спину лося капала вода. Корпус лося разбух, копыта слегка разъезжались, вода проходила сквозь лося и капала в припасенное ведро; чтобы лось не падал, под мышки ему подставили доски, отчего казалось, что лось держится на костылях.

— Лосиный сок, — сказал Роман. — Хочется… Нажраться. Хочется нажраться.

Тут я был с ним солидарен.

— Надо держать себя в руках, Рома, — сказал я. — Алкоголь страшная штука в нашем возрасте, он напрочь выжигает дофамин, отчего экзистенция предстает… в своем натуральном обличье. Попробуй хлорофилл.

— Хлорофилл?

— Да. Как ни странно, помогает, месяца через три чувствуешь эффект. Да, все недуги от желудка, ментальное здоровье напрямую проистекает из здоровья кишечника. А хлорофилл способствует.

Лось вздрогнул с протяжным ревматическим скрипом. Видимо, слегка подались костыльные подпорки, но ощущение, что лось икнул, было полным. Я представил, что сейчас лось сломается, и мы поскорее покинули чучельную, вернулись в выставочный зал, к косам и цепам.

— Интересно, когда музей закрывают, куда отправляют чучела? — спросил Роман.

Чагинск захватывал и его. С первого вдоха.

— Сочини про это книгу, — посоветовал я. — Про чучел, выкинутых на свалку. Несчастливую сказку.

Нечестивую сказку.

Роман записал в блокнот — наверное, на самом деле сочинит, надо брать с него по штуке за идею.

— Все-таки интересно, что стало с Пересветом? — спросил Роман.

Роман взял цеп, покрутил над головой.

— Рома, ты видишь лишь верхний слой, так сказать, патину бытия. Надо понимать глубже.

— И что же здесь понимать глубже?

Цеп Роману неожиданно шел.

— Тут все просто, Рома. Пересвет есть огненный носитель копья, блистающая и разящая молния, один из столпов земли русской. Основатель. Земля. Чичагин же мастер громоотвода, ловец небесного электричества, просветитель, ветер. Семнадцать лет назад жители Чагинска предпочли почву ветру, что же тут непонятного?

— Витя, ты правда веришь в эту лажу?

Я не стал отвечать.

— Насколько я успел заметить, ни Пересвета, ни Чичагина здесь больше нет, — сказал Роман. — Кто же победил?

— Арсений Михайлович Сарычев, — ответил я.

Роман бросил цеп и сказал неуверенно:

— Кстати, Дом культуры тоже закрыт, я проверял. Музей закрыт, вокзал закрыт, столовые, кладбище… Все закрыто. Тут идеальный шторм, ты не находишь?

— Библиотека открыта, — возразил я. — А кладбище перенесено. Дом культуры…

— Дом культуры закрывают последним, я это точно знаю. У нас в городе и то не закрыли. А здесь… Как нарочно все.

Роман покрутил пальцем вокруг.

— Это, несомненно, разгородчики, — пояснил я. — Их рук дело. Тайный саботаж и явная оптимизация.

— Да брось…

— Разгородчики проникли в самые верхи чагинского истеблишмента. Они подпиливают трубы, сеют тлен и культивируют древоточцев, они осваивают бюджеты и доят лосей. Скоро они добьются своих целей.

— Земля наткнется на зловещую ось, — согласно сказал Роман.

Я чувствовал, как чучела продолжают смотреть на нас сквозь стены, особенно ротвейлер.

— Скоро они развалят тут все, цены на недвижимость и землю упадут — и тогда…

— Тут и так земля ничего не стоит, — сказал Роман. — Я проверил — можно купить дом с участком десять соток за семьдесят тысяч.

— Это пока. Но кто знает… А вдруг здесь… редкоземельные элементы? Вдруг весь Чагинск — это волшебная гора? Холм, наполненный… осмием. Недаром же здесь радон.

— Осмий?

— И все они тут миллионеры… Слушай, Рома, тебе надо жениться!

Пялятся. Богемские стеклодувы научились делать изумительные глаза для чучел, они светятся изнутри, в них живут глубокие зеленые искры. Пялятся сквозь стены.

— Тебе надо жениться на местной, — повторил я. — Получишь свой надел с сияющим осмием.

На лице Романа мелькнуло… нечто вроде надежды. Это мне решительно не понравилось, и я немедленно добавил:

— На Снаткиной, например.

Зубная боль, примерно такое же выражение.

— А что? — ухмыльнулся я. — У нее же нет наследников, все тебе достанется. Недвижимость, земля, записки. Правда, есть вполне неиллюзорный шанс, что она тебя переживет, Снаткина — бабуська такая.

Из чучельной послышался отчетливый фанерный звук, мы дружно дернулись.

— Лось балует, — предположил я.

— Ну да. Никак не привыкну… это какой-то сюр…

— Это гравитация, — сказал я. — Гравитация — общий закон существования, его не обойти. Все притягивается к центру масс — другие массы, деньги, люди, культура, здравый смысл, поезда. Чем дальше от центра, тем меньше всего, в том числе поездов и смысла. Самая адекватная реальность, соответственно, в Москве, в Нижнем реальность еще относительно плотная, в Костроме эта плотность заметно снижается, и мы уже наблюдаем определенное мерцание — Сусанин-культ, тайный извод Ипатьевских летописей, огненный змей Псой, мизгирь-истовик, лунь и искряница, ну и все такое, заедь как-нибудь. А в Чагинске гравитации не чувствуется, здесь нет силы тяжести, а лишь непостоянное давление атмосферного столба.

Я не первый раз за