Психология проклятий - Альма Либрем

— Например? — почти заинтересованно переспросила Котэсса. — Лично я не вижу в этом всём ни капельки интересного или положительного!

— Ну, — он вздохнул, — например, о нас распускают премилые сплетни, значить, теперь вполне можно их подтвердить.

Он наклонился к ней, чтобы поцеловать, но Котэсса каким-то образом в последний момент умудрилась вывернуться из его рук.

— Когда мне можно зайти за книгами по бакалаврской? — уточнила она с такой серьёзностью, словно минуту назад не стояла в миллиметре от него.

Сагрон почувствовал, как раздражение, уже почти растворившееся в воздухе, возвращается к нему вновь.

— Тэсси, прекрати, — он примирительно протянул к ней руки. — Я правда не собирался устраивать всё это. Профессор Куоки не должен был ничего говорить…

— Книги, — строго ответила Котэсса. — А потом, возможно, доцент Сагрон, вы получите то, на что минуту назад посягали.

— А что тебе надо пообещать за снятие проклятия? — поинтересовался он.

— Супружескую верность до гроба. Можно сразу в гроб, я не откажусь, — то ли шутливо, то ли серьёзно заявила Котэсса. — Так что насчёт книг?

— Через недельку. Но просто так обязательно приходи и пораньше, — протянул он.

— Может быть, — кивнула Котэсса и ускользнула за дверь прежде, чем Сагрон успел проронить ещё хотя бы слово.

Вот же!

Стопка книг заботливо покоилась на преподавательском столе, и Котэсса, разумеется, прекрасно догадывалась об их назначении. То, что Сагрон затянул выдачу литературы больше чем на несколько недель, её явно не радовало, но, к сожалению, ничего поделать с этим он не мог; дел навалилось в последнее время море. Если б, конечно, девушка осталась после лекций и хотя бы раз напомнила ему о том, что надо бы отдать ей литературу…

Подходила уже середина второй осенней двадцатки, и Сагрон вспомнил о собственном обещании, пусть и запоздало. Литературу он искал тоже несколько дней кряду, и теперь, когда всё подготовил, девичий взгляд, искренне серьёзный и немного раздражённый, преследовал его с особенной уверенностью.

Впрочем, Сагрон действительно выглядел странно. Вчера вечером, воюя с зельем, он умудрился обжечь себе руку, а волосы могли быть на тон темнее от копоти. Если о его экспериментах узнает комендант, то это, конечно, будет конец, но ничего поделать Сагрон не мог. Ночью на работе сидеть тоже не разрешали, а ему надо было где-то работать и экспериментировать.

— Студентка Арко, — закрывая свои предлекционные записи, промолвил он, — останьтесь, пожалуйста, минут на пятнадцать. Все остальные могут быть свободны.

Большинство студентов, кажется, вскочило со своих мест почти с облегчением, но Сагрон отчётливо услышал несколько раздражённых голосков и даже одно проклятие. Он и не подозревал, что Котэсса говорила настолько серьёзно о девицах, которые обиделись и устроили ей бойкот; она не казалась такой уж и несчастной, да и с коллективом вроде бы общалась нормально.

Только ему в последнее время предоставлялась возможность только наблюдать. После того разговора Котэсса не разговаривала с ним ровно две недели, и Сагрон уже явно чувствовал себя жертвой чужого наглого заговора.

— Котэсса, — обратилась к девушке одна из однокурсниц, — ты не можешь так поступить с нами. Помни об этом.

— Студентка Шафт, — Сагрон посмотрел на задержавшуюся девицу, пухленькую такую, хотя довольно приятную, и глядевшую на него до того влюблённо, что аж тошно становилось, — я, кажется, просил всех, кроме студентки Арко, покинуть аудиторию.

— Господин доцент! — возмутилась девушка — имя её Сагрон вспомнить не мог, — но попятилась к двери и, кажется, решила больше его не дразнить.

Котэсса стала мрачнее тучи. На фоне серого осеннего неба, красовавшегося за окном, она казалась ещё одним маленьким последствием дурной погоды, тем самым, что северные ветры пригнали откуда-то из соседнего государства.

Но девушка при этом ещё и делала вид, что совершенно не злится.

— Это была моя соседка по комнате, — отметила она наконец-то. — Безумно в вас влюблённая, доцент Дэрри.

Она так и прыгала с "вы" на "ты" и обратно, не определившись с тем, как именно должна к нему обращаться, и Сагрон даже одёргивать её перестал, решив, что рано или поздно Котэсса лишится этой дурной привычки.

— Нас уже никто не слышит, — сообщил он и выглянул из двери в коридор. Там, разумеется, стояло как минимум трое студентов, но он пригрозил им кулаком и закрыл аудиторию прямо перед носом у страждущей толпы, привычно накладывая несколько защитных заклинаний и как минимум одно безмолвствующее. В последнее время это стало уже необходимостью; никогда ещё Сагрон не чувствовал такое пристальное внимание, обращённое к его скромной персоне.

Разве что тогда, на пятом или шестом курсе, когда они поскандалили с Ирвином. И было бы из-за чего — не поделили девчонку, которую он сейчас даже и не помнил. Устроили магическую дуэль. Ну, собирался Ирвин на ней жениться — так она ж сама к Сагрону полезла. А он пьян был и смутно что понимал, зачем за тот невинный поцелуй было бросаться заклинанием…

Как же её, заразу такую, звали? Уничтожила ведь хорошие отношения, а потом и сама куда-то делась, оставила Ирвина у разбитого корыта. Он даже из НУМа тогда убежал, перешёл на индивидуальный график. И до сих пор, наверное, дуется.

Вот пусть бы ту невесту и проклинал верностью, между прочим.

— Я подобрал тебе литературу, — он указал на стопку книг. — Можешь забирать.

Котэсса покосилась на дорогие магические издания, кажется, представляя себе, сколько они все могут весить.

— Не могу, — наконец-то ответила она.

— Не донесёшь? — почти заботливо уточнил Сагрон. — Не переживай, я тебе помогу. Только зайду на кафедру, там Литория просила какую-то подпись поставить, и сразу…

— Донесу, я ж магичка, — оборвала его Котэсса. — Просто у меня в комнате не слишком опасно, а я не уверена, что мои магические замки на них сработают. Они ж тоже колдовские, — она расстроено вздохнула. — Меня мои соседки уже достали.

Она говорила до того грустно, что Сагрон мгновенно осознал: проблема была серьёзнее, чем Котэссе хотелось то демонстрировать.

Впрочем, у студенток всегда обострялись любовные чувства в преддверии великого дня всех влюблённых, происходившего в прелестный двести девяносто девятый день годового цикла. И ничего, что до него ещё полторы двадцатки, когда б то молодёжь останавливало?

— Если хочешь, я могу оставить пока что, — предложил он. — Возьми только вон ту, верхнюю, почитаешь на досуге. Или, может быть, ты хочешь переселиться?

Котэсса подошла к окну и устало упёрлась ладонями в твёрдую гранитную поверхность. Казалось, соприкосновение с холодным её успокаивало, равно как и вид дождя, на который она сейчас смотрела, но всё равно не окончательно.