Риелтор неуловимый, или Как один риелтор искал особняк, а нашел приключения на свою хм... голову - Леонид Рудницкий

– Глупое животное! – махнула хозяйка рукой и вышла.

Игорь уснул, едва голова коснулась подушки.

На следующий день выехали рано утром. За рулем сидел Салим, а Игорь решил вздремнуть сзади, потому что ночью недоспал. Он положил голову на кучу каких-то, как ему показалось, тряпок и сразу же услышал недовольное квохтанье – то была вчерашняя кура. Игорь подхватился.

– Ексель-моксель! – вырвалось у него.

– Ты чего? – спросил Салим, не оборачиваясь.

– Кура решила поехать с нами.

– Ну и ладно, пойдет в суп в случае чего.

– Хозяйка подумает, что мы ее украли. Надо бы вернуться и заплатить.

– Давай на обратном пути, – отмахнулся Салим, – возвращаться нехорошо.

Игорь смахнул Пеструха на пол и вскоре уже спал. Пеструх же, роняя перья, взлетел на спинку переднего сиденья, уцепился за нее и стал смотреть в окно. Он в первый раз оказался так далеко от родного курятника. Салим покосился на него.

– Первое яйцо, которое ты снесешь – мое, – сказал он.

Пеструх важно кивнул. В этот момент машину тряхнуло на ухабе, и Салим подумал, что кивок странной птицы был от толчка.

Еще совсем недавно Пеструх боролся со своей злой судьбой в одиночку. Жизнь его тянулась размеренно и уныло. Он вспомнил день, когда пришло решение действовать.

Пеструх тогда копошился на огороде. Он разгреб еще влажную после дождя, но уже нагретую солнцем и от этого ставшую рыхлой землю и нашел там дождевого червя. Червей он любил. Да и кто их не любит? Все, кого он знал, их обожали. Толстый и неповоротливый червяк торопился втянуть свое длинное тело в норку, но сделать это быстро не мог. Пеструх подумал, не выгрести ли его из земли целиком, но решил, что не стоит. Когда он весь на поверхности, получается, вроде ты его нашел. А когда тянешь его из земли, это как на охоте и он – добыча.

Только Пеструх прицелился клюнуть уползающего червяка, как сзади на него налетела чья-то большая и тяжелая туша, едва не сбив с ног. Даже не оглядываясь, Пеструх определил – это петух Генка. Он попытался вырваться.

– Уйди, козлина! – крикнул он.

Но Генка не ушел, а, наоборот, стал наседать еще сильнее. Он ухватил Пеструха клювом за холку, распустил свои расписные крылья, и тот оказался под ними, как в шалаше.

Генка был гордостью хозяйки. Красивее петуха на их улице не водилось. А также сильнее и тупее. Генка знал только одно – надо топтать кур. И делал это исправно. Он никогда не отлынивал, и желтки в яйцах от его кур всегда были почти оранжевыми. Покупатели любили такие яйца, и это позволяло хозяйке продавать их вдвое дороже яиц с птицефабрики от нетоптаных кур. Те яйца были жалкой пародией на настоящие. Оно и понятно – кур на птицефабрике чертова уйма, кто же их всех перетопчет? А вот яйца с участием, так сказать, петуха Генки – совсем другое дело. На них впору было бы ставить клеймо «Hande made», хоть и применял он не руки, а кое-что другое. Беда состояла только в том, что Пеструх не чувствовал себя курицей. Он ощущал себя полноценным петухом, хоть и вылупился из яйца в курином обличье. Почему так получилось, ему по большому секрету поведала старая курица Хохлатка.

Они с матерью Пеструха когда-то жили в подсобном хозяйстве секретного НИИ. Его мать, рябая кура Зузуля, была очень любопытной и лазила куда не следует. Однажды в погоне за бабочкой-капустницей она забрела на полигон этого НИИ, где ученые испытывали генератор, многократно усиливающий умственные способности человека. Бабочка упорхнула в вентиляционную трубу, и Зузуля полезла за ней. Труба подавала воздух для охлаждения генератора. Труба была не слишком широкой, и дородная Зузуля ее целиком закупорила своим телом. Секретная машина попыхтела-попыхтела без свежего воздуха да и взорвалась от перегрева. Зузулю выбросило из трубы и зашвырнуло в дальний конец полигона. Попутно она крепко облучилась остаточными волнами от погибшей по ее вине машины.

А ночью ее и Хохлатку украл ничего не подозревавший о ее подвигах сторож дядя Гриша, муж теперешней хозяйки Пеструха, и принес к себе домой. Хохлатка оказалась курицей справной и неслась хорошо, а Зузуля – нет. От облучения она умнее не стала, а, наоборот, занемогла и через пару дней отправилась в мир иной. Но перед смертью снесла яйцо, которое завещала не отдавать хозяйке, а высидеть.

Куры ее последнюю волю выполнили – высидели яйцо по очереди в укромном уголке. Так и появился на свет Пеструх. Внешне он был курицей пестрой окраски, поэтому и имя ему дали Пеструха. Но внутренне он чувствовал себя петухом и сам себя именовал Пеструх. Естественная для всех кур повинность нести яйца была ему глубоко противна, и выполнял он ее кое-как. Часто ему удавалось отбиться от Генки, и тогда он ходил довольный собой и, посвистывая, клевал дождевых червей. Генка, в силу своей тупости, ничего не понимал и иногда предпочитал отступить, а не драться с этой малахольной курицей, которая каждый раз сопротивлялась так, как будто он лишал ее невинности. Если бы не недовольство хозяйки, не раз сетовавшей вслух, что Пеструха плохо несется и если так будет продолжаться, то она отправится в суп, Пеструх вообще не подпускал бы к себе петуха. Но в суп ему не хотелось еще больше, и скрепя сердце он кое-как продолжал выполнять куриные обязанности.

Он чувствовал, что эти яйца, которые он несет, на самом деле не его. И внутренние органы, которые их производят, тоже ему не принадлежат. По ошибке ему досталось куриное тело, и он вынужден был с этим мириться. Истинно его в этом теле был только мозг. Облучение секретным аппаратом погубило мать, но зато пошло на пользу сыну. Он получился необычайно умным, умнее всех кур и Генки, вместе взятых. Почти таким же умным, как хозяйка, а может, и умнее. Случая помериться с ней интеллектом ему не представлялось.

После очередного напоминания хозяйки, что он плохо несется, Пеструх стал задумываться о побеге. Вопроса, куда бежать, не возникало. Конечно же в Москву.

Пеструх слышал про часы на Спасской башне, называемые курантами. В его представлении часы эти состояли из особых, чувствительных к ходу времени кур – куры изображали цифры и стрелки, а также вращали шестерни часового механизма. Он надеялся, что вполне мог бы работать одной из часовых кур и каждый час отплясывал бы что-нибудь на специальной площадке, чтобы повеселить зрителей, которые захотят узнать время. А потом слетал бы вниз и с ним фотографировались бы на память.

Жил Пеструх на окраине Наро-Фоминска, недалеко от железной дороги и рассчитал, что за неделю-другую допрыгал бы по шпалам до столицы. Поезда теперь ходили редко, и этот путь мог считаться почти безопасным. Главное было миновать толпы голодных гастарбайтеров, взявших столицу в плотное кольцо. Им плевать, какие у него мозги, – живо свернут шею, обмажут глиной и сунут в костер. Но на то он и умный, чтобы их перехитрить. А уж через стену он перелетит без проблем. Хоть и говорят, что курица не птица, а высоту в пять метров и она преодолеет. Но как выжить одинокой, беззащитной птице в Москве? До часов надо еще добраться. Да и возьмут ли его – неизвестно. А народ там сыт по горло пищевым желе и тоже не прочь схарчить бесхозную курочку. Вот если бы можно было поменять тело...