За степным фронтиром. История российско-китайской границы - Сёрен Урбански

Китай в первые десятилетия после образования КНР. Как следствие обе группы – и русские эмигранты, и кочевники на пограничных территориях – к этому моменту стали довольно-таки малочисленными.

Русская жизнь в Хулун-Буире пришла в упадок, об этом говорит и уменьшившееся число советских граждан, проживавших в г. Маньчжурия. Ситуация в дельте Трехречья была похожей. После «освобождения» в 1945 году казацкое сообщество столкнулось с серьезными репрессиями со стороны советских властей и пало жертвой политики советизации. Офицеры НКВД тенью следовали за армией. Они арестовали и отправили в советские лагеря примерно четверть всего мужского казацкого населения, в основном тех, кто бежал из Советского Союза в годы коллективизации и сотрудничал с японцами. После того как Президиум Верховного Совета СССР выпустил указ о восстановлении в гражданстве СССР подданных бывшей Российской империи в ноябре 1945 года, остальным русским жителям Китая были выданы советские паспорта. Осенью 1949 года, после сбора исключительно хорошего урожая, оставшиеся русские фермеры Трехречья пережили кампанию по экспроприации. Сведения о казнях отсутствуют, однако раскулачивание привело к массовому вымиранию скота. До середины 1950-х годов агитаторы, направляемые советским консульством в г. Маньчжурия, заручившись поддержкой Китая, призывали казаков вернуться «домой». Последовавшие этому призыву были расселены в Казахстане и на Урале. Люди, чьи имена не оказались в списках НКВД, например Василий Михайлович Якимов, покинувший район Трехречья в 1959 году добровольно, получили разрешение поселиться тут же, на другом берегу реки. Якимов со своей семьей переехал в село Абагайтуй. Однако в результате коллективизации эта процветавшая когда-то казацкая станица на Аргуни обеднела, как вспоминает сам Якимов: «Колхоз, нищий колхоз ‹…› вот этот колхоз имел меньше, чем один русский хозяин в Китае [то есть в Трехречье]». Когда Пекин в 1962 году позволил казакам, посмевшим остаться на китайской земле, подать на гражданство третьей страны, большинство предпочли переселиться в Австралию или Латинскую Америку. Китайские же переселенцы заняли заброшенные русские фермы[720].

Советско-китайские отношения продолжали ухудшаться и в 1960-х годах, а китайские власти и дальше ограничивали оставшихся в Хулун-Буире русских. Речь идет о закрытии в сентябре 1962 года эвфемистически названной Ассоциации советских эмигрантов[721]. Оставшиеся жить в своих деревянных домах в селах и деревнях Трехречья были в основном бедны, не имели родственников в Советском Союзе и чаще всего были потомками русско-китайских смешанных пар. Несколько лет спустя, во время Культурной революции (1966–1976), политического подъема в Китае, направленного на возвращение к революционным маоистским убеждениям, русских обвинили в шпионаже в пользу Советского Союза. Приверженцев русской православной веры – в суевериях. Наличие советского паспорта защитило некоторых эмигрантов на пике беспорядков. Люди со смешанным происхождением чаще всего не имели советских документов, однако были жестоко атакованы: некоторых пытали, убивали, «даже в колодец скидывали»[722]. Ян Юйлань, она же Тамара Васильевна Ерёхина, дочь китайца и русской, с ужасом вспоминает эти дни: «Тогда нам даже дома было по-русски разговаривать нельзя, хотя мы здесь родились, а русские жили здесь около века»[723]. Представительница второго поколения жителей пограничья Ян хорошо владела обоими языками.

Во время Культурной революции и советско-китайского раскола Москва организовала последнюю кампанию по репатриации, в ходе которой члены русской диаспоры Трехречья были переселены за реку на советский берег Аргуни. Большинство репатриантов пережили это не как возвращение, а как начало новой жизни в чужой стране, в которой они никогда до этого не бывали. Иван Мефодьевич Соколов, например, эмигрировал со своей женой и восемью детьми в 1970 году. Он родился в 1927 году в Трехречье в деревне Верх-Урга, куда его родители бежали во время Гражданской войны. На китайской стороне у них была ферма крупного рогатого скота. После переезда в советский Абагайтуй – бывшую казацкую станицу, расположенную вверх по течению недалеко от Забайкальска, Иван Мефодьевич Соколов был трудоустроен в местный совхоз кормить государственный скот. Его семья была одной из последних на Аргуни знакомой с обеими культурами, хорошо владевшей обоими языками и привычной к традиционным формам земледелия[724].

Ил. 23. Вид на Абагайтуй на фоне города Маньчжурия, расположенного за рекой Аргунью, 2009 год. Основанная как казацкая станица на русском берегу реки в XVIII веке, она превратилась в обычную советскую деревню с животноводческим совхозом (фотография автора)

Дореволюционный образ жизни сельской русской диаспоры был не единственной мишенью для коммунистических властей Пекина. Сначала, после советской военной кампании против Японии в августе 1945 года, граница на некоторое время вновь оказалась проницаемой. Многие кочевники во Внутренней и Внешней Монголии надеялись на объединение двух разделенных территорий в одну страну. Москва вновь заинтересовалась Хулун-Буиром, как это уже происходило в 1910-х и 1920-х годах, когда российские и советские власти, приобретя новые земли, поддерживали сепаратистские настроения коренных народов. Новая, поддержанная Москвой автономная территория была создана 1 октября 1945 года. Управление ею в значительной степени было построено по образцу администрации Маньчжоу-го в провинции Северный Синъань. Хорлогийн Чойбалсан, глава Монгольской Народной Республики, выразил надежду на слияние Хулун-Буира, северо-восточной окраины Внутренней Монголии и других китайских монгольских территорий с Монгольской Народной Республикой. Народное автономное правительство Восточной Монголии было создано в январе 1946 года под единым прокоммунистическим руководством. Многие монголы Хулун-Буира в последующие годы нашли убежище в Монгольской Народной Республике. Однако советский подход к коренным народам пограничья вновь оказался слишком оппортунистским. В мае 1946 года, когда Коммунистическая партия Китая закрепилась в Маньчжурии, Сталин прекратил поддерживать сепаратизм коренных народов Хулун-Буира и других китайских пограничных земель. Эта территория была передана китайским коммунистам[725].

Ил. 24. Русский казак Трехречья Иван Мефодьевич Соколов за кухонным столом в Абагайтуе, 2009 год. Он родился в эмигрантской семье русских казаков в Трехречье в 1927 году, вся его семья репатриировалась в 1970 году в Советский Союз – страну, в которой он никогда прежде не бывал (фотография автора)

Автохтонные народы Хулун-Буира, как и других частей Автономного района Внутренней Монголии, после 1949 года стали предметом насильственной реорганизации китайским коммунистическим режимом[726]. Межэтнические отношения, особенно отношения между ханьскими китайцами и коренными кочевыми народами, были далеко не гармоничными. Этнические меньшинства были интегрированы в новое китайское государство в ходе массовой китаизации и разделения с тесно связанным прежде населением приграничных территорий по другую сторону Аргуни[727].

Новые хозяева ограничили религиозные свободы и отобрали все особые привилегии, имевшиеся у знати и лам. В ходе кампании по борьбе с «контрреволюционерами» в 1951 году половина из двадцати двух храмов была подвергнута жестоким атакам, хотя буддизм и не был полностью искоренен, а некоторые монастыри остались нетронутыми. Монахов Ганьчжурского монастыря, где до середины ХX века проводилась крупнейшая ежегодная ярмарка, в попытке их секуляризации организовали в бригады. Однако они продолжили проживать при храме, читать священные книги и молиться. Монастырь был разрушен, а монахи сильно пострадали во время Культурной революции. Практика ламаизма к этому времени была почти уничтожена[728].

Период после 1949 года может также быть описан как революционный с точки зрения переустройства землевладения и форм сельского хозяйства. В первые годы коммунистического правления была объявлена земельная реформа и проведено комплексное перераспределение собственности крупных скотоводов в пользу «бедных». Маоистские руководители для улучшения сельскохозяйственного производства во время Большого скачка в 1958–1960 годах «рационализировали» хулун-буирское скотоводство посредством введения народных коммун. Китайская государственная пресса трубила, что автохтонное население Хулун-Буира «перескочило несколько стадий общественного развития», однако цена этого прогресса была высока. Несовершенное планирование привело к частичной потере поголовья скота. В то же самое время площадь сельхозугодий увеличилась более чем в два раза, однако вновь резко сократилась после 1961 года. Большая часть животноводства оказалась в руках государства, а от традиционной экономики скотоводов периода до 1949 года осталось совсем немногое[729].

***

Самая длинная на тот момент сухопутная граница после войны на короткое время стала местом организованной дружбы, но затем надолго вернулась к роли разделительной линии. Если обратиться только к первому послевоенному десятилетию, что мы и делали большую часть