Перекати-поле - Лейла Мичем

Пока Мейбл разливала кофе, Эмма резала тыквенный пирог. Никогда прежде у нее не было такого невеселого Дня благодарения, а внутренний голос подсказывал, что к концу дня будет еще хуже.

— Ты думаешь, все захотят, чтобы на пироге были выложены взбитые сливки? — безразличным, каким-то пустым голосом спросила Мейбл.

— А что, это имеет какое-то значение?

— Абсолютно не имеет. Выкладывай.

Они были такими добрыми подругами, что в уединении кухни Мейбл ни одна из них не могла представить в роли своей напарницы кого-то другого. Их маски слетали, только когда женщин одолевала усталость, и в свои семьдесят три после долгого напряженного дня Мейбл как раз достигла предела, за которым заканчивалась ее сердечность. В этом году из соображений экономии она готовилась к Дню благодарения сама, без помощницы, которую всегда приглашала на такие случаи. К усталым морщинам на ее лице добавлялась и эмоциональная боль. Эмма знала, что Мейбл очень переживает из-за того, что Трей не приехал домой на День благодарения. Как он мог так по-свински обойтись с женщиной, которая столько для него сделала? Впрочем, они, конечно, все понимали. У Трея Дона Холла просто кишка тонка, чтобы смотреть в глаза Кэти и Джону, а также ей, Эмме Бенсон, — так что черт с ней, с тетей Мейбл.

— Я останусь после ухода гостей и помогу вымыть посуду и собрать еду, Оладушек, — сказала Эмма, вспомнив старинное прозвище, которое дала подруге еще в детстве. — Ты и так уже предостаточно потрудилась, чтобы организовать этот большой ужин по поводу Дня благодарения.

— Ты сама прекрасно все понимаешь, Эмма Бенсон, но, тем не менее, врешь, как будто специально нанялась. Этот ужин обернется бедой.

Эмма вынуждена была согласиться. Отступление в меню (Мейбл готовила ужасно) было полностью виной Эммы, и все в основном из-за списка приглашенных. Им нужно было просто приготовить еще один прибор для Оделла Вулфа. Они хотели, чтобы Вулф чувствовал себя здесь желанным гостем, но в галстуке и плохо сидящем на нем костюме, который не годился даже для распродажи подержанных вещей, он испытывал одну лишь неловкость. С момента приезда в этот дом несчастный Вулф сидел в постоянном страхе, чтобы неуклюжим движением не сломать одну из безделушек хозяйки или чтобы случайно «не выпустить газ», как язвительно называла это Мейбл.

Приглашение отца Ричарда было еще одной ошибкой. Женщины были шокированы, когда узнали, что Берт Колдуэлл покинул Керси, даже не попрощавшись с сыном и друзьями. Вместо Берта Эмма предложила пригласить отца Ричарда, и, к их удивлению, он с готовностью согласился. Эмма подозревала, что у него были свои планы, но он их поменял, когда узнал, что за столом у Мейбл будет присутствовать его новообращенный. Женщины их прихода никогда не позволяли своему священнику обедать в одиночку на День благодарения.

Она пожалела о своем предложении в тот же миг, как только отец Ричард появился в дверях. Он приехал последним. Все собравшиеся уже поздоровались и пообщались; Джон, как всегда, был очень мил, стараясь сделать так, чтобы Оделл чувствовал себя одним из них, и при этом выглядел таким высоким и пронзительно красивым, что Мейбл сказала:

— Джон, я официально заявляю, что, когда ты станешь священником, я буду называть тебя Отец Какая Жалость. — Но когда они с Кэти обнялись, внутри у нее похолодело.

— Привет, Кэти, — произнес Джон ностальгическим тоном человека, который встретился со своей давней утраченной любовью, но сердце которого теперь занято. Эмма надеялась, что это ей только показалось, но нет, юноша действительно смотрел на ее внучку иначе по сравнению с тем, как это было четыре месяца назад, до отъезда в университет Лойола. Он искупался в крови священного агнца. Вокруг него витала почти видимая духовная аура, ставшая еще более заметной, когда в своем клерикальном костюме со стоячим воротничком пришел отец Ричард и монополизировал Джона на всю часть вечера, пока гости ели артишоки, макая их в клюквенный соус. Эти двое довольно пожимали друг другу руки и хлопали один другого по плечу, словно конспираторы, совершившие успешный государственный переворот.

Эмма обратила внимание на то, что и Кэти тоже заметила эту перемену в Джоне. Когда же он с большим энтузиазмом объявил, что в январе принимает послушничество, Эмма увидела, как надежда на светлое будущее увяла в глазах ее внучки, словно подснежники в конце весны. С этого момента Кэти почти все время молчала. Время от времени, когда Джон в ходе обмена энергичными репликами с отцом Ричардом бросал на нее извиняющиеся взгляды, как бы прося простить его за все эти разговоры, она понимающе улыбалась ему. Святой отец и Джон вежливо пытались втянуть в беседу и остальных, но Эмма чувствовала, что по сравнению с этими членами привилегированного клуба все они — люди посторонние.

Неся поднос с пирогом в гостиную, она услышала, как Джон спросил Кэти:

— Я еще увижу тебя сегодня попозже?

— Да, конечно. Я займу тебе место на качелях на веранде у крыльца. Руфус тоже будет рад видеть тебя там.

— И там ты хочешь обсудить со мной что-то такое, что сделает меня очень счастливым?

Внучка бросила на Эмму осуждающий взгляд.

— Бабушка, что ты уже успела рассказать Джону?

— Я сказала ему лишь то, что он только что сказал тебе, — призналась Эмма и пристально посмотрела на Кэти, как бы напоминая ей о ее первоначальном намерении. Но, когда она положила перед внучкой кусок пирога, у нее появилось ощущение, что Джон никогда не услышит тех слов, которые Кэти собиралась сказать ему на диване-качелях на веранде.

Был уже поздний вечер, когда Эмма завела свой «форд». После того как все до последнего бокалы «баккара» и тарелки «ленокс» были перемыты, вытерты и поставлены в застекленную горку, они с Мейбл наконец присели и допили бутылку вина. Отец Ричард подвез Кэти и Джона до дома Эммы, и «форд» остался ей. Но Эмма домой не торопилась.

— По крайней мере хоть одна приятная вещь произошла за сегодняшний вечер, — заметила Мейбл.

— Что же именно?

— Отец Ричард предложил продать тебе приходской автомобиль, а Оделл пообещал договориться, чтобы «форд» купили на металлолом. Ты получишь новые колеса и еще немного наличных, чтобы эти колеса переобуть.

— Подержанные колеса, Мейбл.

— Знаешь, Эмма, как говорится, дареному коню…

— Верно. Это было ужасно мило со стороны жены тренера Тернера подарить нашему приходу свой нынешний «лексус». Я понимаю, конечно, что себе она каждый год покупает новый.

— Не уверена, что на следующий год Флора опять поступит так же. Она очень тяжело пережила утрату своей дочери. Не люблю говорить дурное о мертвых, но своей смертью она может раньше времени свести мать в могилу, чего едва не сделала при жизни. Трудно себе представить, как у таких хороших и славных родителей, как Тернеры, могло появиться такое дитя, — сказала Мейбл. — Просто какое-то исключение из всей теории наследственности.

— А может, и нет тут никакого исключения, — ответила Эмма. — Тара могла унаследовать свою сексуальную распущенность от кого-нибудь из бабушек с дедушками.