Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях - Валентина Парсаданова

Не был снят вопрос о пропавших офицерах. В начале 1942 г. он стал звучать из Лондона. 28 января Э. Рачиньский, теперь и и.о. министра иностранных дел, направил послу при его правительстве А.Е. Богомолову ноту с требованием найти их и освободить. Через полтора месяца пришел ответ. Он оказался стандартным, таким, какой неоднократно давали в Москве Сикорскому, Коту и Андерсу: «всех освободили». Андерс 18 марта предъявил Сталину список на восемь тысяч «убывших» офицеров. Комиссия Ю. Чапского достаточно точно выявила и состав лагеря в Осташкове.

К неприятному для советского руководства очередному требованию решения проблемы об исчезнувших офицерах добавилось заключение о ненадежности армии — в немалой мере рожденной сталинской политикой, о том, что она не пойдет на фронт, пока не закончит формировать и обучать все шесть дивизий. На такую армию Сталин, очевидно, не собирался делать ставку.

Существование реальных трудностей с вооружением и продовольственным снабжением давало аргументы в защиту принимаемых жестких решений. Одновременно было необходимо соблюдать договоренности, сохранять престиж, «лицо» перед западными союзниками. Да просто был ценен каждый солдат на фронте, когда миллионы красноармейцев оказались в плену и перевес в войне все еще был на стороне гитлеровской Германии.

Сталину в очередной раз надо было искать решение головоломки, которую он сам сконструировал для советской политики недальновидными антипольскими акциями.

В соответствии с указаниями Сикорского Андерс затрагивал только военно-экономические вопросы. Сталин оправдывал сокращение пайков объективными трудностями. Андерс, со своей стороны, настаивал на эвакуации армии, отвергнув предложенный «выход» — временно отправить часть солдат на работу в колхозы. В итоге был достигнут компромисс. До конца марта сохранялось прежнее снабжение. Одновременно Сталин дал согласие на выход в Иран контингентов сверх установленной численности армии в 44 тыс. человек. Он не настаивал на немедленном выходе дивизии или армии на фронт, откладывая его до того момента, когда Красная Армия будет подходить к границам Польши, и повторяя, что оставшиеся в СССР польские части завоюют себе право первыми ступить на землю Польши. Об этом было сообщено в Лондон Майскому, чтобы дать жизнь благоприятной трактовке советских начинаний в отношении армии Андерса в глазах общественного мнения, в то время как на деле Сталин спешил освободиться от осложнений, которыми грозило явно близившееся разоблачение массового убийства военнопленных: информационное поле со всей очевидностью расширялось.

В ответ на посланную в Лондон депешу Андерса, с которой Сикорский ознакомил Черчилля, вновь последовало предложение последнего о выводе всей армии в Иран. Уже 19 марта Андерс издал первые приказы об эвакуации. К концу месяца из СССР через базу в Красноводске прошли 32,5 тыс. польских солдат и офицеров, то есть примерно на 7 тыс. больше, чем было согласовано с Сикорским в декабре. Вместе с ними выехали 12,5 тыс. членов их семей и других гражданских лиц, в том числе много детей.

В СССР были оставлены наиболее подготовленные и боеспособные единицы: штаб, три дивизии, вспомогательные подразделения.

В соответствии с принятым решением об ограничении численности армии до 44 тыс. военнослужащих очередное заседание смешанной советско-польской комиссии по формированию армии отменило право на набор призывников непосредственно частями и соединениями без направления советскими военкоматами. Фактически был ликвидирован институт польских офицеров связи и т.д.

Советское правительство заявило, что эвакуацию из СССР польских военнослужащих следует считать полностью законченной, и предложило свернуть эвакуационные базы. Польская сторона ответила отказом, надеясь на поступление ожидаемых кадров.

Почти сразу же появились новые трудности. Ноты посольств в Москве и Лондоне требовали продолжения призыва в польскую армию и вывода новобранцев в Иран. Переписка польского правительства в изгнании с Андерсом касалась дальнейшего выяснения вопроса об офицерах и амнистированных. Сикорский убеждал Сталина в письме от 9 апреля 1942 г. в выгодности создания вблизи южных границ СССР сильной группировки польских войск. Для Сикорского теория создания трех центров польских войск была возможностью обеспечить их ввод в Польшу с трех направлений — из СССР, с запада и через Балканы с востока. Ответ Сталина от 13 мая был жестким, отрицательным: положение не изменилось, армия не принимает участия в боях, не может быть изменений и в ее численности. Жуков пригрозил Андерсу арестами всех поляков, самочинно перемещающихся в места дислокации частей.

Советской стороне стало известно и об активном противодействии Сикорского включению вопроса о границах в подготавливаемый англо-советский союзный договор, который был подписан в конце мая во время визита Молотова в Лондон. Во имя обещания открыть второй фронт СССР пошел на отказ от упоминания в договоре проблемы границ. Сталин заявил, что у Советского Союза будут свободными руки и вопрос о границе будем решать силой{47}.

В конце мая под большей частью надуманными предлогами началась кампания по свертыванию системы опеки над депортированными и ликвидации института доверенных лиц и представительств посольства в местах компактного проживания польских граждан.

У. Черчилль и британское ведомство иностранных дел продолжали оказывать давление на СССР и Сикорского. Речь об этом шла и с Молотовым. Андерс, как он пишет в своих мемуарах, также добивался от советского руководства вывода всей армии. Нараставшую напряженность не уменьшила смена польского посла. Встреча в Лондоне Молотова и Богомолова с Иденом, Сикорским и Рачиньским свелась к разговорам о необходимости сотрудничества.

Противоречия между Андерсом и Сикорским (правительством) по вопросу о том, оставлять армию во имя высших польских политических целей в СССР и воевать вместе с Красной Армией или выводить ее на Ближний Восток и поступать под британское командование, были использованы и английской, и советской стороной. Черчилль в условиях разгоравшейся Сталинградской битвы продолжал связывать вывод польских войск с важным для СССР в то время вопросом о втором фронте и позицией Турции, что отразилось в его переписке со Сталиным{48}. 3 июля 1942 г. советское правительство согласилось на вывод всей армии. Из Советского Союза в два этапа выехало в общей сложности около 80 тыс. военнослужащих и 37 тыс. членов их семей и др.{49} Предварительно из армии «изъяли» коммунистов, засланных ИККИ.

З. Берлинг вместе с небольшой группой офицеров остался в СССР. По некоторым данным, он сотрудничал с НКВД, а в воспоминаниях пропагандировал советскую официальную версию «немецкого следа» в Катыни. Он помог в создании новых польских частей.

Вопрос о боевом сотрудничестве Красной Армии с частями правительства Сикорского был снят с повестки дня. С их уходом НКВД по приказу Молотова вернул отношения с поляками в традиционное русло выискивания шпионов. НКИД окончательно ликвидировал структуры, организованные польским посольством. Обострились отношения по вопросам гражданства, выезда отставших от армии чинов и членов семей.