Аэроплан для победителя - Дарья Плещеева

— Господи Иисусе! — воскликнул мужчина.

— Кто вы такой? — спросил Лабрюйер.

— Я директор костромской мужской гимназии Валевич, а вы кто такой? — вопросом ответил почтенный господин.

— Я Александр Лабрюйер, артист труппы господина Кокшарова, — с издевательской вежливостью, позаимствованной у Енисеева, ответил Лабрюйер. — Что вам здесь нужно?

— Я ищу артистку, госпожу Полидоро.

— В такое время суток? Она что, назначила вам свидание?

— Нет, но я должен видеть ее и говорить с ней.

— Сдается мне, что вы такой же Валевич, как она — Полидоро. Молчите! Ступайте вперед, я пойду следом. При попытке бегства — стреляю.

— Да вы что, с ума сошли? — возмутился почтенный господин. — Да я сам вас в полицию сведу!

— Вот и прелестно, как раз туда я вас и хочу доставить! В Майоренхофский участок.

— За кого вы меня приняли?!

— Да уж никак не за директора мужской гимназии! Идите, идите! Ну?

— Перестаньте блефовать, сударь! Надо же, додумался! «Стреляю!» — господин передразнил Лабрюйера. — Вы не на сцене, милейший! Стрелять он еще будет!.. Вот послал Бог дурака…

— Руки вверх! — приказал Лабрюйер, показав в луче фонарика револьвер. — Вы сейчас с поднятыми руками через весь Майоренхоф у меня пройдете. Директор гимназии! Всяких мошенников видал, иноками притворялись, страховыми агентами, почтальонами, прислугой безместной, дворниками, графами, баронами, но чтоб директором гимназии?!

— Вы с ума сошли!

— А ну, пошел, пошел! Я и до мадам Полидоро доберусь! Ларисочка, где вы там? Будите Кокшарова, пусть телефонирует Линдеру — я сообщника Дитрихса поймал! Пусть свяжется с Майоренхофским участком!

— Я на вас жаловаться буду!

— Тюремному надзирателю! Я вас всех, сволочей, переловлю, — зловеще сообщил Лабрюйер. — И Дитрихса добудем! И мадам Полидоро. И красотку вашу, за которой покойный Лиодоров гонялся.

Очевидно, Валевич решил, что невысокий рыжеватый крепыш, явно охваченный безумием, легкий противник для него, мужчины высокого и крупного. Не тут-то было.

Он, шагнув вперед, попытался ухватить Лабрюйера за правую руку, чтобы отнять револьвер. Замысел был глупейший — Валевич и сам не понял, отчего рухнул на колени, потом — на живот, откуда взялась на спине болезненная тяжесть. А это Лабрюйер поставил ногу ему меж лопаток и нагнулся, чтобы вывернуть своей добыче руку.

— Лабрюйер, не надо! — раздался женский голос. В луче фонарика, аккуратно уложенного на траву, явилась Генриэтта Полидоро.

— Вот прекрасно, — сказал Лабрюйер. — Птичка попалась. Лариса, будите всех!

Он взял артистку на мушку. А по спине Валевича топнул, отчего директор мужской гимназии вскрикнул.

— Какой ужас! — закричала Полидоро. — Не трогайте его! Этот тип — мой муж! Ну да, что вы так на меня уставились? Я замужем за старым, гнусным, занудливым типом! Это позор всей моей жизни! Он и сюда за мной притащился! Ну что вы так на меня смотрите, господин Валевич?! Мне что — от вас в Америку бежать? В Африку? К голым дикарям? На Северный полюс?

— Ты моя жена, Лукерья, — прохрипел на это Валевич. — И я как муж настаиваю, что ты должна жить со мной.

— Я тебе уже сказала, тиран и мучитель, что в Кострому не поеду. Мое назначение — театр! И какая я тебе Лукерья? Забудь Лукерью, нет больше Лукерьи! Боже мой, Лабрюйер, вы посмотрите на него!

— Лабрюйер? Это из курса французской литературы времен Людовика Великого, — не в силах удержать эрудицию, прокомментировал Валевич. — Лукерья, я прошу тебя, брось этот вертеп разврата, поедем со мной. Ты три года была актрисой, теперь время опомниться и прийти в разум…

— Да я только тогда пришла в разум, когда от тебя убежала! Лучше помереть под забором от чахотки, чем к тебе вернуться! — воскликнула Полидоро, и в ее голосе была неподдельная искренность.

Лабрюйер, французской литературы не учивший и понятия не имевший, из каких дебрей памяти добыл для него Кокшаров этот звучный псевдоним, смотрел на супружескую чету с великим подозрением: не ломают ли злоумышленники перед ним комедию. Но Генриэтта, кажется, не врала: так яростно ненавидеть можно лишь нелюбимого мужа. Да и Валевич соответствовал ее описанию: стар, гнусен, занудлив.

— Госпожа Полидоро, откуда у вас этот псевдоним? — строго спросил Лабрюйер. — Вы ведь не Полидоро, настоящая Полидоро сейчас в Санкт-Петербурге. Что это за игры?

— Ах, неужели трудно понять? — высокомерно спросила Лукерья Валевич. — Мы встретились с Генриэттой, когда ее бросил этот мерзавец. Она хотела скрыться от всех! Ей были нужны деньги, мне было нужно другое имя. Я купила у нее имя, понимаете? Имя известное, его антрепренеры знают! Она мне его за двести рублей уступила! Я стала Генриэттой Полидоро — и он потерял мой след!

Она указала на мужа.

— Но если это правда — почему вы сбежали, когда был разоблачен Енисеев? Молчите? Кокшаров! Стрельский! Куда вы запропали?! Лариса, тащите их сюда! Сейчас мы эту парочку сдадим в полицейский участок!

Угроза возымела действие — Полидоро рухнула на колени.

— Ни за что! — крикнула она. — Скорее я повешусь!

— Но если вы не виноваты?..

— Вы что, не понимаете? Меня из участка так просто не выпустят! Меня мужу отдадут! Он только этого и добивается! Он для того и на дачу ломился, чтобы явилась полиция и нас обоих арестовали! Он же мне — муж! Глава семьи! Он меня выслеживает, как ищейка! Боже мой, почему я еще жива?! Почему я должна скрываться от этого чудовища?!

— Прелестно, прелестно! — услышал Лабрюйер за спиной знакомый выразительный голос. — Генриэтточка, я всегда говорил, что у вас прекрасное будущее! Сколько силы, сколько чувства! Истинная страсть! Браво!

И Стрельский зааплодировал.

Окруженная товарищами-артистами, Генриэтта рассказала свою печальную историю: брак по воле самодуров-родителей, смертная тоска в доме и на супружеском ложе, побег, необходимость скрываться от супруга, тайный сговор с подлинной Генриэттой Полидоро, которая, кстати, на самом деле — Фекла Куропаткина. И прочие события — вплоть до вчерашнего дня, который она провела на даче у новых знакомых, вечером же, дождавшись темноты, пошла вызволять свои чемоданы, чем смертельно перепугала Эстергази.

— Иван Данилович, я вас умоляю — не гоните меня! — воззвала она. — Эта беда завершится в последних числах августа — и я буду свободна от своего злодея!

— Он вроде помирать не собирается, — заметил Кокшаров. — Вы, кажется, хвастались, что носите с собой цианистый калий?

— Да нет же, какой калий? Я и не знаю, что это такое! Просто он, мой мучитель, по должности летом свободен, а с конца августа должен уже сидеть в своем кабинете. Он же — директор гимназии! Зимой-то он за мной не побегает!