Учитель - Филип Жисе

Шарик стукнул несколько раз хвостом по кровати и поднялся на ноги. Александр Петрович заметил, что задняя нога собаки по-прежнему согнута.

— Ай, бедняжка, — пробормотал старик. — Как же ты идти будешь-то? Ну, пошли потихоньку, как-то справимся.

Александр Петрович вывел Шарика на улицу, где столкнулся со старухой.

— Я вам тут гостынець у дорогу прыготувала, — сказала она, протягивая Александру Петровичу литровую банку кислого молока и булку свежего хлеба.

— Право не стоило, — улыбнулся Александр Петрович.

— Берить, берить и не супротывляйтесь.

Александр Петрович взял из рук старухи гостинцы и положил их в кулек.

— Спасибо вам большое.

— На здоровья. Будете в наших краях, заходьте в гости.

— Хорошо… Будем мы с Шариком идти. Спасибо вам за все.

— На здоровья, — повторила старуха.

— До свидания, — сказал старик и направился с Шариком к воротам.

— Бувайте, — ответила старуха и добавила, — шо за странна людына.

Александр Петрович вышел за ворота и медленно побрел по дороге. Рядом с ним, ни на шаг не отставая, на трех ногах ковылял его преданный Шарик.

Глава 18

Морозы

— Давай отдохнем, мой дружок, — сказал Александр Петрович, опуская Шарика на землю.

Старик присел на лавочку на остановке и перевел дух. Вот уже третий день он находился в пути, направляясь к Переяслову-Хмельницкому, городку, расположенному на юго-востоке Киевской области. Большую часть пути старик пронес Шарика на руках. Старику становилось больно каждый раз, как его взгляд опускался вниз, к прыгающей на трех лапах собаке. В конце концов, старик решил нести Шарика и нес его до тех пор, пока хватало сил, потом отдыхал и снова прижимал собаку к груди. Поэтому не удивительно, что он так долго добирался до Переяслава-Хмельницкого. В это же время в Украину пришли сильные морозы. Днем температура упала до минус пятнадцати-двадцати, ночью же опустилась до минус тридцати. Для Александра Петровича наступили трудные времена, укрыться от морозов старику с собакой было негде. Старик мерз, мерз и Шарик. Между тем, старик продолжал, словно осел, упрямо двигаться вперед к Переяславу-Хмельницкому, ставшему для него чем-то сродни вожделенному оазису в пустыне. Там старик надеялся найти для себя с Шариком теплое местечко, не на чердаке, так в подвале или подъезде одной из городских многоэтажек. Пока же старику приходилось довольствоваться остановками, внутри которых Александр Петрович прятался от обжигающих порывов февральского ветра. Ночи старик проводил также на остановках, лежа на лавочке и прижав к груди Шарика. Так было теплее, и ему, и Шарику. Когда же солнце поднималось из-за горизонта, Александр Петрович продолжал идти вперед, с каждым пройденным километром становясь все ближе и ближе к Переяслову-Хмельницкому.

— Что ж с твоей лапой-то? — Александр Петрович натянул на нос шарф, защищаясь от мороза, и повернулся к Шарику. — Что ж она никак выздоравливать не хочет?

Старик коснулся задней лапы Шарика. Тот, как и прошлые разы, отдернул ее от руки старика, словно от огня.

— Эх, — только и сказал Александр Петрович.

Взгляд старика заскользил по противоположной стороне дороги, где подлесок переходил в поле, тянувшееся к самому горизонту. Несколько ворон вышагивали по полю в поисках поживы. Какое-то время старик наблюдал за птицами, затем достал из кулька пакетик собачьего корма и высыпал его содержимое перед собакой.

— Ешь мой дружочек. Тебе надо кушать, чтобы выздороветь.

Собака понюхала подношение и принялась за трапезу.

Александр Петрович посмотрел на часы. 17:13.

— А я-то думаю, что ж оно так потемнело быстро, — пробормотал старик. — Как время-то бежит. Куда ж оно так торопится? Нет у него ни начала, ни конца. Оно бесконечно, но все равно несется вперед с такой скоростью, словно хочет как можно скорее добраться до конца своего пути. Нить нашей жизни, нить нашей судьбы. Почему нам никогда не хватает времени? Может, потому что не ценим его, не бережем. Как много глупцов стремятся убить свое время, не задумываясь о том, что убитое время, как и человека, ушедшего в мир иной, вернуть невозможно. Сколько времени мы тратим на то, без чего мы можем обойтись — телевизор и газеты, бессмысленные занятия и разговоры, чрезмерные сон и еда, а тут еще интернет придумали. Сколько ж людей там время-то свое убивают? Как же невежественен человек, как он не понимает, что потерянное время — потерянно навсегда. Дни, недели, месяцы, годы проходят. А сколько их проходит впустую? Когда же жизнь человеческая завершается, человек оборачивается назад, начинает сожалеть о потерянном времени, утраченных возможностях, несбывшихся мечтах. А почему? Потому что не ценил время, отведенное ему в этом мире. Вместо того чтобы поднять глаза и посмотреть вверх, человек, словно муравей, копошился внизу, забывая о том, что существует не только земля, но и небо и даже космос, звезды.

Александр Петрович запрокинул голову и посмотрел на небо, на котором высыпали звезды.

— Звезды, как мечты, — пробормотал Александр Петрович. — Также далеки и… и также прекрасны, — старик почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. — А как было бы прекрасно, если бы каждый человек стремился не к тому, что хочет его невежественный разум с его сиюминутными удовольствиями, а к тому что хочет сердце — к жизненному удовлетворению, к воплощению своих детских мечтаний. Это же, наверное, так прекрасно, всю жизнь знать для чего ты живешь, всю жизнь идти к тому, о чем мечтает твое сердце, — Александр Петрович смахнул слезинку. — Воистину так. Каждый из нас рождается для того, чтобы зажечь свою звезду, маленькую или большую, неважно, главное зажечь, не прожить жизнь зазря. Не прожить жизнь зазря, — повторил старик, вытирая слезы, ручьем бегущие из глаз. — А если так подумать, то зачем же еще приходит человек в этот мир, как не зажечь на небосклоне свою звезду, оставить след на планете, оставить потомкам память о себе. Не в этом ли ключ к бессмертию человека? Не в этом ли ключ к бессмертию каждого из нас, каждого смертного, рождающегося на этой удивительной планете? Не для того ли мы приходим в этот мир, чтобы из смертного превратиться в бессмертного, стать божеством, сотворившим, в первую очередь, свою жизнь, божеством, оказывающим влияние на других, на окружающий мир, божеством, которое останется в памяти людей навеки? Вот оно истинное бессмертие! Лучше прожить короткую жизнь, но «божественную», чем долгую, но «смертную».

Александр Петрович выхватил из кармана пальто тетрадку, ручку и принялся записывать мысли, озарением снизошедшие на него.

— Именно так, — бормотал старик, водя ручкой по бумаге.