Рекенштейны - Вера Крыжановская

Добрые отношения, установившиеся с первого вечера, улучшались с каждым днем. Молодая женщина становилась все более и более довольна, а Лилия, умная и проницательная, очень скоро поняла, чем она может ей нравиться.

Мадам Зибах была вспыльчива, капризна и страстна до крайности. Сверх того, у нее была мания считать себя артисткой по всем родам искусства, а между тем, как ветреная и светская женщина, она не имела терпения работать и подняться в чем бы то ни было выше посредственности. Она читала Лилии напыщенным тоном свои стихотворения, лишенные всякого таланта, сочиняла вальсы и фантазии, которые заимствовала целиком у разных композиторов; наконец, она рисовала по фарфору, по кости, по атласу и масляными красками множество вещей, предназначаемых для подарков бесчисленному множеству ее родных. Само собой разумеется, что такое обилие занятий лишало ее возможности посвящать хоть сколько-нибудь времени своему сыну.

Маленький Лотер был всегда предоставлен няне, и Лилия, любившая детей, занималась с ним и держала его у себя в комнате так долго, как только могла. Она взяла на себя также заготовление множества артистических работ, которые баронесса рассылала родственникам как свои собственные произведения. И все эти вещи были так мастерски исполнены, отличались таким вкусом и изяществом, что баронесса была в восторге.

— Право, милая мадемуазель Берг, вы так хорошо рисуете, что вашу работу нельзя отличить от моей, — заявила она с невозмутимой наивностью. — Если хотите, я обучу вас единственному искусству, которого вам недостает, — верховой езде, — присовокупила она весело.

— Благодарю вас, баронесса, я езжу верхом, и так как я привезла свою амазонку, то могу сопровождать вас в ваших прогулках, если желаете, — отвечала Лилия, улыбаясь.

— Вы волшебница! Но скажите, пожалуйста, как ваше имя?

— Меня зовут Нора.

Лилия в своем паспорте выставила свое второе имя.

— Какое хорошенькое имя; я так и буду называть вас. И с завтрашнего дня мы начнем ездить верхом.

Около месяца прошло в полном довольстве для Лилии. Баронесса была действительно добра к ней, относилась к ней как к равной, и так как жалованье было хорошее, то молодая девушка решила его откладывать, рассчитывая накопить достаточную сумму, чтобы жить скромно во флигеле своего дома, хотя бедно, но независимо. Одно в баронессе было несимпатично Лилии: это ее имя — Элеонора. Оно было ей неприятно по воспоминанию о ненавистном утре на другой день ее свадьбы, и когда она в первый раз услышала, что баронессу зовут Элеонорой, она подумала, не та ли эта, которую любил Танкред, но тотчас отбросила такое предположение, находя его смешным.

Однажды мадам Зибах совершенно неожиданно объявила, что она страшно соскучилась в этой глуши и намеревается вернуться в Берлин. Сборы были очень быстры, и несколько дней спустя баронесса и Лилия поселились в прелестной вилле неподалеку от города. Этот кокетливый домик, с двумя башнями по бокам, был окружен садом и отделялся от шоссе высокой бронзовой решеткой.

На другой день их приезда мадам Зибах велела оседлать верховых лошадей.

— Поедемте, мадемуазель Нора, я покажу вам окрестности, — сказала она. — Мы можем совершать такие прогулки в течение еще нескольких дней, а как только узнают от моего отца, что я приехала, так и посыплются визиты, и тогда прощай покой и свобода.

День был великолепный, но слишком жаркий, и Лилия находила весьма странной прогулку в самый полдень. С полчаса времени они ехали молча, как вдруг на дороге показалось облако пыли, быстро приближаясь и отражая блеск чего-то металлического.

Баронесса внимательно всматривалась и вдруг сильно покраснела и пустила лошадь в галоп. Лилия поспешила за ней и вскоре увидела, что всадник, едущий к ним навстречу, был офицер в кирасирской форме. Приблизясь на несколько шагов, он осадил лошадь, пущенную во весь опор, и, приложив руку к козырьку, крикнул радостно:

— Здравствуйте, кузина!

В то же время лошадь Лилии поднялась на дыбки с такой горячностью, что это привлекло внимание офицера на другую амазонку, и он протянул руку, чтобы схватить лошадь за узду; но наездница уже усмирила своего коня. И, заставив его описать полукруг, устранила надобность в помощи.

Бледная, как смерть, молодая девушка наклонилась, лаская лошадь, и старалась овладеть собой, так как в красивом молодом человеке в белом мундире, еще лучше обрисовывающем его изящные формы, она узнала Танкреда. С видимым удивлением он устремил взгляд на неподвижное, мрачное лицо незнакомки, но Элеонора прервала его созерцание.

— Вот приятная неожиданность! Я. не предполагала видеть вас сегодня, Танкред, но раз вы тут, я вас не отпущу: вы должны обедать и провести весь вечер у меня.

— С большим удовольствием, Я вчера узнал от Лео, что вы возвратились, и вот я прямо с парада; все мои дела покончены.

— Счастливый смертный! каждый бы желал таких дел, как ваши. Получить такое наследство, какое получили вы от вашего кузена Девеляра! Но виновата. Мадемуазель Берг, позвольте представить вам моего кузена, граф Рекенштейн-Девеляр.

Граф поклонился, приложил слегка руку к каске и еще раз с любопытством окинул взглядом изящную фигуру новой компаньонки и ее красивое бледное лицо с черными, сверкающими глазами.

Кавалькада повернула назад и легкой рысью направилась к вилле. Лилия отстала несколько от них, стараясь привести в порядок свои мысли. Какая злая насмешка судьбы — эта встреча в доме, где она служила, с человеком, который бежал от нее, отрекся от нее с презрением. По счастью, он ее не узнал, и только рыжие волосы напомнили ему безобразную идиотку.

Когда они подъехали к крыльцу, граф помог кузине сойти с лошади, между тем как Лилии помогал жокей.

— Потерпите с четверть часа, Танкред, я пойду скорей переоденусь, и тогда мы будем завтракать. Держу пари, что вы умираете с голоду, — сказала, улыбаясь, баронесса.

— Конечно. У меня волчий аппетит. Но скажите, Элеонора, откуда у вас эта молодая девушка, ваша компаньонка? У нее очень оригинальное лицо, — спросил Танкред, провожая глазами Лилию, которая поднималась по лестнице.

— Мне рекомендовали ее. Впрочем, это очень хорошая девушка, деятельная, с большим тактом. Вам она не понравится, потому что у нее рыжие волосы. Ах, Танкред, вы должны будете раз исповедать мне причину этой антипатии к рыжим, — прибавила она, смеясь.

— Я предпочитаю не открывать вам этой тайны. И надеюсь, что никогда не буду вынужден к такому признанию, — отвечал с принужденной улыбкой молодой человек.

Завтрак был подан на террасе. Когда Лилия, переодевшись, спустилась вниз, то нашла баронессу и ее кузена в оживленной беседе. Снова шла речь о полученном наследстве и вообще о счастье, благоприятствующем молодому человеку.

— Счастье, это нечто условное, милая кузина, — возразил граф, развертывая салфетку. — И как знать, среди всех этих милостей судьбы не таится ли во мне что-нибудь, что снедает и отравляет мою жизнь.