Скандинавия. Разочарованный странник - Катя Стенвалль

— Это написано в его профайле на Фейсбуке!

Мы берём по джину с тоником, а Жан-Пьер предпочитает бокал красного вина. Ну как можно пить красное вино на дискотеке? Он пытается завести разговор о беспорядках в Париже, но, к счастью, вокруг такой шум, что мы ничего не слышим.

Кстати, про Париж. Младший брат Брайана недавно был в Париже, и город ему жутко не понравился. Знаете почему? Брат не нашёл магазина. Он пробыл там целых два дня и не видел ни одного путного магазина. Вот ведь какой странный город, а ещё столица! И как только эти французы вообще там живут? Как оказалось, младший брат Брайана приехал из маленького шведского городка, где существуют две главные улицы: Центральная и Торговая. На их пересечении стоит торговый центр, где под одной крышей расположены все магазины, какие только можно себе представить. А в Париже так много улиц, и все такие разные, и повсюду масса каких-то маленьких лавочек. Ничего не понятно! Таким образом, брайановский младший брат ничего не купил и вернулся домой сильно разочарованный.

Пока мы всё это обсуждаем, на сцене начинается шоу. Полуголые моряки исполняют какой-то морской танец вроде нашего «Яблочка» и поют: «Когда наш корабль пришёл в Амстердам». Постепенно они раздеваются всё больше и наконец остаются в одних серебристых трусиках. Посетители визжат от восторга, хлопают в ладоши и суют деньги танцорам под резинку нижнего белья. Я рвусь на сцену и трогаю одного морячка за живот, он в ответ игриво шлёпает меня по рукам.

Вечеринка набирает обороты. На четырёх танцполах играет совершенно разная музыка, и мы переходим из одного зала в другой, чтобы потанцевать под что-нибудь новенькое. К нам подходит элегантный пожилой фотограф и спрашивает, не хотим ли мы сняться для журнала. О, это мы всегда хотим! Выкаблучиваться перед камерой, а потом любоваться на свою фотографию в модном журнале — что может быть веселее? Поэтому мы позируем и так и эдак, стильный фотограф щёлкает своей дорогостоящей камерой, а менее удачливые посетители смотрят на нас с завистью. Им не повезло!

Тут мы замечаем, что куда-то подевали нашего французского друга, его уже давно не видно и не слышно. Ну и фиг с ним, наконец-то он отстал. Вскоре выясняется, что Жан-Пьер попал в надёжные руки. Его покровительственно обнимает двухметровый Тобиас, которого можно снять в бассейне «Эриксдалсбадет» по четвергам. Жан-Пьер смотрит на него, как кролик на удава, и, кажется, доволен поворотом событий.

Кого здесь только нет! Кожаные мотоциклисты в ошейниках и фуражках, в начищенных сапогах по колено. Королевны в мехах и перьях. Балетные мальчики, которые танцуют совершенно профессионально, с чувством. Стайка тоненьких тайских юношей с кукольными личиками, больше всего похожих на бабочек. И масса обыкновенных шведских ребят в джинсах и футболках. Есть даже несколько девушек, так что не я одна такая.

Я замечаю одну очень колоритную фигуру: парень, одетый под Гитлера. Весь в коричневом, галифе, характерный пиджак по моде сороковых годов, даже стрижка как у Гитлера, с чёлкой на один глаз.

Усов, правда, нет. Никогда не видела ничего более эффектного. Выглядит потрясающе! Мы какое-то время на него смотрим, потом я подхожу и говорю в полном восторге:

— Слушай, твоя фашистская униформа — просто супер! Ты это сам сшил?

А он вдруг как заорёт:

— Что ты сказала?! Повтори! Какая униформа? Фашистская? Да я за мир! Да я состою в антифашистском движении! Да я вообще! Ты, русская мразь, убирайся в свою Россию, чего тебе здесь надо? Жалко, что вас всех не перерезали в сорок первом! Да ты вообще соображаешь, что ты говоришь? Немедленно выметайся отсюда, чтобы я тебя больше не видел! А ну быстро собрала вещи и пошла к чёрту! Давай-давай, проваливай, а то я долго церемониться не буду, сейчас как вломлю!

Я никогда не видела, чтобы кто-то был на меня так зол, честно. На меня ещё так ни один человек в жизни не орал. Вид у Гитлера был самый решительный, я даже подумала, а уж не обкурился ли он.

И действительно, что ему стоит хорошенько вломить мне по лицу? Парень не шутил, это было видно, он еле сдерживался. Мы с Брайаном схватились за руки и побежали к выходу. Не скажу, чтобы мы испугались. Скорее, было весело, что за нами гонится Гитлер. Как в мультике или в компьютерной игре. Вот мы уже у входной двери. И тут откуда ни возьмись снова выскочил этот фашиствующий, как чёртик из шкатулки.

— Ага, ты ещё здесь! Мразь большевистская! Я что тебе сказал? Во-о-о-о-о-о-он!

Он нагнул голову и понёсся на нас, собираясь, видимо, боднуть с разбегу в живот. Мы с визгом отскочили в сторону и вылетели на ночную улицу. Мы стояли на тротуаре, держась за сердце и отдуваясь, а с той стороны двери слышались возня и вопли. Один охранник сказал другому:

— Опять пришёл этот Гитлер. Мы его пытаемся не пускать, но он всё равно всякий раз пролезает. Совсем больной человек, живёт на таблетках, уже два раза в дурдоме лежал.

Охранники помогли нам раздобыть пальто в гардеробе, и мы побрели к станции метро. В Стокгольме поезда ходят даже ночью, хоть и не часто. Ждать оставалось ещё полчаса, и мы решили пройти несколько остановок пешком. По дороге Брайан вдруг вспомнил, что у него с собой кое-что есть.

— Ой, у меня же в сумке пирожки с капустой!

— У тебя в сумке пирожки? Ты бредишь, что ли? Откуда?

— Парикмахерша дала.

— Господи, какой-то бред: парикмахерша дала пирожки, а ты их принёс в ночной клуб… Ну давай их съедим, что ли.

Мы шли по ночному городу и жевали очень вкусные домашние пирожки. Я таких не ела с тех пор, как умерла моя бабушка. Бабушка у меня пережила войну и считала, что пирожки — это самая лучшая еда, потому что от них быстро поправляешься. Мы шли и говорили про фашизм. Не понимаю, как можно фашиствовать, ведь Вторая мировая война уже давно закончилась и человечество осознало, к чему привёл весь этот ужас. Как можно после этого делить людей на касты, обзывать меня «русской мразью» и всё такое прочее? Костюм Гитлера — это всего лишь костюм, такой же смешной, как, например, костюм клоуна или Микки-Мауса. Надев на себя коричневые галифе и зачесав чёлку на один глаз, ты не становишься фашистом. Ты становишься ряженым на шведской гей-вечеринке, и не более. И если кто-то говорит, что твой гитлеровский костюм очень прикольный, то совершенно необязательно бить его головой в живот. Так я рассуждала. Ну что ж тут поделать? Наверное, охранники были правы: нам попался чокнутый тип, который живёт на таблетках. Иначе как объяснить такое странное поведение?

Я рассказала Брайану, что когда ещё только переехала на Оланд и начала работать, у нас на кухне была фашиствующая повариха, финская тётка средних лет. Она в первый же день мне всё высказала: дескать, я должна говорить по-фински, раз уж я ем финский хлеб, а иначе могу убираться в свой свинарник, откуда приехала. И жалко, что русских всех не перебили, а то бы воздух в Европе стал значительно чище. Дальше она со мной принципиально говорила только по-фински, и её не волновало, что я не понимаю. А через несколько недель разразился скандал, потому что эта повариха уже всех достала: она, оказывается, ко всем относилась так же, как ко мне, независимо от национальности. Её уволили, а на её место взяли очень приветливую милую женщину, тоже финку.