Если свекровь - ведьма - Лилия Касмасова

Ой-ей. Что сейчас будет? Штраф? Тюрьма?

Мы подошли к обочине. Полицейский перешагнул через бордюр и смело ринулся вперед, раздвигая руками широкие глянцевые листья.

Сани висели себе в воздухе среди помятых зеленых побегов. Интересно, а что видит абориген? Я выключила око.

Ха-ха. Ай да сани. Никакого автомобиля перед нами не было. А был… слон!

Смуглый полицейский вытаращил глаза и произнес что-то, по интонации похожее на: «Что за ерунда тут происходит? Сейчас только я видел, как в кусты заехал блестящий красный автомобиль, а теперь стоит эта огромная, как дом, скотина и помахивает толстым хоботом прямо перед моим носом!» Ну вообще-то он сказал всего пару слов. Но смысл, думаю, был близкий.

Слон поднял хобот и весело продудел. Полицейский быстро достал рацию и забормотал туда в панике (я успела повернуть перстень):

— На острове слон! В Лос-Кристианос, у пристани! И он кричит на меня!.. Никакого виски! Нет, присылайте подкрепление! Святой Колумб! Он собирается убежать!

Сани крутанулись на месте. А слон? Я выключила око. Слоник стоял, невежливо повернувшись к нам своим огромным серым задом. Потом помахал хвостом, поднял его и… навалил кучу.

Мы с Орхидеей хихикнули. Николай строил серьезное лицо, но тоже едва сдерживал смех.

Полицейский что-то заорал в рацию.

— Что он сказал? — спросила я у Орхидеи.

— Просит дворников прислать, — хихикая, ответила она.

А слон не стал дожидаться ни дворников, ни полицейских и дал деру, ломая ветки.

Я повернула перстень, чтобы увидеть, что на самом деле оставили сани. Под пальмами белел сугроб. И таял прямо на глазах.

Полицейский хотел в первое мгновенье бежать за слоном, но потом, видимо, рассудил, что один он его задержать все равно не сможет, а потому остался на месте и повернулся к нам:

— Вы это видели?

— Нет. Да, — ответили мы хором и вразнобой.

— Извините, — сказал Николай, — у нас там паром отплывает.

— Да-да, — ошеломленно пробормотал абориген.

Мы побежали к пристани.

— Этим летним санкам лишь бы пошутить, — проворчал Николай, но голос у него был довольный.

У парома Бондин что-то горячо втолковывал морякам, которые, похоже, уже собирались убирать белую лесенку, как там ее, трап. Завидев нас, инспектор замахал нам руками. И подал билеты мужчине у трапа.

Мы побежали по лестнице наверх и через небольшую дверь зашли внутрь парома. В моем устаревшем представлении мы смогли бы зайти только на паром, но никак не внутрь.

А внутри оказалось очень просторно и уютно. Ряды мягких кресел, как в кинотеатре, экраны плоских телевизоров, а в глубине зала бар, освещенный разноцветными огоньками. Оттуда доносилась тихая музыка — кажется, Луи Армстронг.

Едва мы нашли свои места, я почувствовала, как паром с легким толчком тронулся с места. Неразлучники — Орхидея и Николай — уселись рядом. Следом сел инспектор. И мне осталось место около него. Что меня абсолютно не устраивало. Я кинула на кресло кофту и сказала:

— Пойду пройдусь по пароходу.

— По парому, — сказал Бондин.

— Да, — кивнула я и хотела было уже направиться прочь, как вспомнила кое о чем и обратилась к Бондину: — Одолжите мне немного местных денег.

— Орхидея, — повернулся к Орхидее Бондин, — вы не могли бы…

Орхидея только кивнула, сложила пальцы, и — вуаля — у нее в руках был целый веер разноцветных бумажек. Которые она и протянула мне.

— Нам плыть полчаса, — сказал инспектор. — Останься, пожалуйста, в форме. Иначе жениха не признаешь.

— А ты на что? — пожала я плечами и пошла.

К бару. Там уже притулилась парочка таких же неприкаянных душ.

Я села на свободный высокий табурет и, пока бармен был занят, стала рассматривать витрину с бутылками, бокалами и всякой мелкой снедью вроде чипсов или конфет.

— Йес, мэдм, — подошел ко мне бармен, молодой черноволосый парень в больших солнцезащитных очках. И еще что-то там прожурчал на английском.

— Ананасовый сок у вас есть? — спросила я на русском, осознавая, что он меня не поймет, и намереваясь объяснять, что такое ананасовый сок, жестами. Можно еще нарисовать ананас.

Но, к моему удивлению, он понял. Достал из холодильника стеклянный кувшин и налил мне сока в высокий бокал. Я протянула руку за бокалом — левую, потому что правой облокачивалась на стойку. А бармен бросил взгляд на мой нелепый, неуклюже мною же сотворенный перстень. И подмигнул мне. Потом ткнул пальцем в кнопку музыкальной системы, и из динамиков зашкворчал мягкий бас Армстронга: «Хэлло, Долли». Это он мне — «Хэлло»? Меня это почему-то ужасно рассмешило (может, водка еще не выветрилась из головы). Парень тоже засмеялся. Наклонился и что-то сказал. По-английски. Я сказала:

— Не понимаю.

Он кивнул на мой перстень и проговорил что-то снова. Да что он хочет-то? Ой, я же могу понять. Я опустила руку вниз, чтобы он не видел, и повернула око.

— А у меня гляделка — очки, — теперь уже по-русски сказал бармен.

— Клево, — улыбнулась я. Так он из наших?! (Ведьминские для меня уже «наши»? Быстро же я вписалась!)

Очки. Прям как у инспектора. Только у бармена очки были стильные: оправа, похоже, полностью из митрила и по одному квадратному бриллианту в верхних наружных углах.

Я все же уточнила:

— Так вы тоже из ведьмовских?

— Моя мама ведьма, — тихо сказал бармен.

Но его расслышала пожилая американка, дувшая пиво, и посмотрела на него с укоризной. Он это заметил, повернулся к ней:

— Понимаете испанский?

А что, он уже перешел на испанский? Я и не заметила. Здоровская все же вещь — око. Как прекрасно понимать всех. Вот интересно, язык животных он переводит? Надо как-нибудь поговорить с кошкой или собакой.

А бар-то как преобразился! Вместо музыкального центра на полке стоял граммофон. Среди современных бутылок появились бутылки, покрытые толстым слоем пыли и с этикетками, написанными от руки, чернилами. У зеркала по краям проступили серебряные пятна амальгамы. На бармене вместо прозаичной черной футболки оказалась белая рубашка, стянутая подтяжками, и широкий шелковый галстук в ромбах. Волосы стали прилизанными, а на смуглом лице появились тонкие напомаженные усики.

— Какая прелесть, — сказала я ему.

— Мой бар? — довольно поднялась ниточка его усов.

— Ваши усики.

Он расхохотался, засверкав белоснежными зубами.

— Могу предложить фирменный коктейль, — его бровь выгнулась над темной линзой очков. — Мне показалось, вы чем-то расстроены…