Высший пилотаж - Елена Ласкарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Машенька, не надо обижаться. Я понял, что был не прав… Дай мне шанс, и я докажу тебе…
— Поздно. Я готова признать, что испытывала к вам некие чувства, но теперь — нет!
— Подожди, не уходи! Я умоляю тебя…
— Перестаньте. Не разочаровывайте меня. Я не могу видеть, как унижаются мужчины…
…Нет, не так! Слишком выспренне, как в слащавых дамских романах.
— Маша, я не смог сдержаться, потому что люблю тебя…
— А что вы называете любовью? Разве вам знакомо это чувство? Вы путаете его с сексом. Вам лишь одно нужно… Всем вам!
Стоп! С какой радости он будет признаваться ей в любви? Он хочет ее — это правда, это Маша чувствует и сама… Но не надо фантазировать: Иона не давал для этого повода… А жаль…
— Я грубое животное, мной владела похоть… Только сейчас я понял, что ты заслуживаешь другого отношения…
— Я рада. Ха-ха! Но теперь мне все равно.
— Я не знал, что ты не такая, как другие…
— Почему? Я тоже хочу быть любимой. Я хочу стать женщиной… Но не так, как привык ты… Ты умеешь только брать, не считаясь с чувствами другого человека!
— Почему ты меня отталкиваешь?
— Ищи себе другую игрушку!
Ах, как хотелось Маше найти точные язвительные слова, чтобы гордо бросить их в лицо Ионе! Как хотелось услышать униженные слова раскаяния…
Воображение рисовало все новые и новые сцены, но все они были похожи друг на друга… И все придуманные диалоги упирались в тупик. Она уходила, а он оставался. Они говорили на разных языках.
Маша горько усмехнулась: как всегда, сильна задним умом. С самого начала следовало вести себя совсем не так. Что заставило ее забыть осторожность? Зачем поддалась она глупому желанию вновь увидеть Иону? Ведь знает уже по собственному горькому опыту, что время лечит, позволяет забыть тех, кто когда-то волновал ее неопытные чувства. И через год-другой Маша уже с удивлением думала, как могла она вообразить себе, что ее привлекал этот никчемный человек?
Она ворочалась ночами с боку на бок и раскладывала по полочкам все достоинства и недостатки и с каждым разом находила все больше отрицательных черт в том, кто казался прежде прекрасным принцем.
Она закрыла глаза и попыталась проделать привычную «вивисекцию» с Ионой.
«Начнем с внешности… Он слишком высок, я едва до плеча ему достаю. Это минус… Чей? Пожалуй, все-таки мой. Это я недомерок, а у него самый нормальный для мужчины рост… Руки… волосы… Гм, не к чему придраться. Вот если бы у Ионы были грязные ногти или щетина на щеках… Ладно, следующим пунктом род занятий. Летчик высокого класса, а тратит свое мастерство на катание богатеньких клиентов. Мог бы найти ему более достойное применение… Ага, опылял бы поля ядохимикатами, травил все живое… Лучше было бы?.. Лучше было бы, если б Иона был глуп, туп, никчемен и безобразен! Не умел шутить, не мог двух слов связать, чтобы я с легким сердцем могла вынести ему свой приговор… Да неужели у него совсем нет изъянов? Думай лучше! Так не бывает. Самый главный недостаток, конечно, характер. Самомнение и самодовольство. Брызжущая через край мужская сила… Именно она внушает страх. Но разве плохо быть сильным? Разве можно представить, что Иоанн похож на хилого слизняка Антона? Бр-р…»
Маша открыла глаза. Опыт не удался. Странно, что вместо обвинений она сама начинает его оправдывать. Можно подумать, что он само совершенство! Как бы не так! Мстительный, похотливый задавака и лицемер. Прикидывался таким интеллигентным, деликатным, а сам…
Лучше вообще о нем не думать больше, а то опять начинает звучать в ушах его голос… Низкий, с чувственной хрипотцой…
— Я хочу тебя. Зачем играть в кошки-мышки? Все леди делают это. Не бойся, не дрожи, это приятно. Попробуй, сама убедишься…
— Нет…
— Подожди, я сейчас поцелую тебя… Губы пахнут земляникой… Я голову теряю… Какая тонкая нежная шейка…
— Нет…
Зачем она его слушает?
— Разве ты хочешь навеки остаться синим чулком?
— Нет!
Откуда он знает о том унизительном подарке?
— Приехали, барышня.
Телега остановилась у околицы деревни. Маша спрыгнула с воза и размяла затекшие ноги.
— Спасибо.
— Вон в ту улицу и прямо. Дойдешь до путей, а станция правее.
Дед хлестнул лошадь и покатил дальше.
Да неужели на свете мало баб? Что я, как последний пацан, слюни распустил? «Ах, не дала… ах, прогнала…»
Не одна, так другая. Все они, по сути, одинаковы. Все ломаются, строят из себя непорочную невинность, сопротивляются для вида… А у самих в глупых головках одна куцая мыслишка: не перестараться бы, не переломать комедию… А то и в самом деле поверит и оставит попытки…
Хватит о ней думать! Я уже становлюсь похож на размазню. Скоро ребята начнут покровительственно хлопать по плечу: «Ну ты даешь, мужик! Совсем сбрендил? Ну-ка встряхнись! Водки дерни или телку заломай. Дело верное — сразу полегчает». Сам не раз вот так же говорил, не думал, что и я могу обломаться…
К чертовой матери! Сейчас действительно шарахну водки и… К кому бы закатиться на вечерок? К Любе? К Свете? Давненько я своих девчонок не навещал…
Кстати, странно, но до сих пор даже мысль об этом в голову не приходила… Двухмесячное воздержание, это ж с ума сойти! Совсем мужиком перестал быть. Коленку трону — и тащусь, как шестиклассник. Еще чуть-чуть — и на ромашке гадать начал бы: любит — не любит, плюнет — поцелует, к сердцу прижмет — к черту пошлет…
Послала уже. «Она другому отдана и будет век ему верна»… Ну и хрен с ней! Что я в ней нашел? Объективно говоря, до сих пор девочки как на подбор были, не стыдно и показать кому… А здесь влип. А ведь ничего особенного, не поймешь, чем взяла. Просто наваждение… Затмение нашло.
Так что кончай эту дурь, Иона! Полистай записную книжку, ткни пальцем в небо… Неужели никого из них видеть не хочешь?
Элька кривляка… У Надежды опять истерика будет… Ей замуж хочется, не оправдываю я Надеждиных надежд… Катюха…
Да ну их… Сейчас самое время в бар закатиться, а уж там как Бог даст. А он мне всегда давал, ни разу не отказывал… Вот только с этой…
М-да, хреново свыкаться с мыслью, что ты пустое место. На пупе извертелся, а тебя не оценили. Втюрился, а взаимностью не отвечают…
Ничего, мы-то знаем, что такое любовь и как с ней бороться!
Двадцать баксов за вход, сразу выпивки на полтинник… Бармен приветливо улыбается, узнал…
— Что-то давно не были, Иоанн Алексеевич…
— Дела… — и ручкой этак важно и неопределенно…