Контора Игрек - Антон Орлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Саймон, стой! – проревел позади Маршал.
Нижняя палуба. Корабельные мастерские. Кто другой на месте Саймона метался бы, как загнанная крыса, но он заранее все просчитал и подготовил путь к отступлению еще до того, как пошел к Лорехауну. Возле одного из аварийных шлюзов его ждет маленький бот, так что прощай, «Контора Игрек»! А если поймают, он скажет, что спасался от Маршала, от изобличенного внутреннего врага, чтобы после, когда правда восторжествует, вернуться к исполнению своих служебных обязанностей.
Он проворно петлял на четвереньках среди пахнущих лаком контейнеров с какой-то автоматикой, закупленной на Рубиконе. Маршал его слышал и ориентировался по звуку – еще бы киборг не слышал! – но чувствовал себя неважно, а то бы давно уже настиг.
– Саймон, стой! – опять прозвучал его властный голос. – Выходи!
И вдруг нахлынуло ощущение горечи и вины, и Саймон понял, что правы были все те, кто обзывал его подлецом. Он чуть не закричал от внезапной душевной боли, словно в сердце всадили шило. Как же он виноват перед самим собой! Если разобраться, он никогда себя не жалел, никогда по-настоящему о себе не заботился. Работая в «Перископе», он чуть не извел себя чрезмерными дозами мейцана, он съел свое собственное ухо, он постоянно рискует… Господи, да разве можно с самим собой так обращаться?
«Я не заслуживаю прощения. Я себя предал. Нет, я должен себя спасти! Себя и фильм. Кто-то сказал, что человек – это целый мир, Саймон Клисс – целый мир, и этот мир, который во мне, по моей вине оказался на краю гибели. Никогда больше не буду подвергать себя таким опасностям! Слышишь, Господи, никогда! Все они хотят меня убить, и я должен беречь себя как зеницу ока. Раньше я не берег и не жалел себя, но я исправлюсь…»
Маршал что-то приказывал и требовал, с грохотом отшвыривая с дороги контейнеры, да только Саймон больше не обращал на него внимания. Вперед! Неожиданное озарение подействовало на него не хуже ударной дозы допинга.
Как на крыльях он промчался по коридорам и лестницам, прыгнул в загодя приготовленный бот. Позади стучали подошвы Маршала, но Саймон успел покинуть «Гиппогриф» через аварийный шлюз. Ощущение чудовищной, безграничной вины исчезло так же внезапно, как появилось. Все-таки странно, никогда раньше Саймон ничего похожего не испытывал… Глаза до сих пор мокрые от слез (хорошо, что линзам это нипочем), он помотал головой, стряхивая остатки тягостного бреда. Значит, вот она какая, совесть. Натуральный психоз. Слава богу, что отпустило.
За иллюминаторами – наводящий оторопь диск Норны и застывшие пыльные пейзажи. Куда теперь? Сдаться Космополу? Или махнуть в один из здешних дрянных городишек, раздобыть там денег и сесть на любой транспорт до ближайшей пересадочной? Мигание на пульте мешало собраться с мыслями.
Тут Саймон встрепенулся: неспроста мигает! Двигатели не в порядке, хотя еще недавно были в порядке… Прощальный гостинец от Маршала, на то он и экстрасенс.
Клисс поскорее запаковался в скафандр, снова плюхнулся в кресло и дрожащими пальцами в толстых перчатках защелкнул пряжки страховочных ремней: бортовой компьютер призывал его подготовиться к катапультированию. Скафандр паршивенький, без анизотропного щитка. Сунуть в кабину коробку с гримом Клисс не забыл, но снимать шлем и менять внешность некогда – пошел отсчет секунд.
Его выбросило над скалистой местностью, после чего бот канул за близкий горизонт и там взорвался. Саймон остался один-одинешенек, с запасом кислорода на три часа и бесполезным на поверхности Рузы передатчиком.
Не хотелось верить, что это конец. Наугад выбрав направление, он двинулся вперед длинными шагами-прыжками, здесь малая сила тяжести. Он так и не узнал, добрался ли Лорехаун до пси-излучателей и сверг ли Маршала, – и, наверное, никогда уже не узнает.
Хорошо бы уйти подальше от этой мертвой пятнистой морды в небе – до того, как три часа истекут и закончится кислород. Саймон не хотел смотреть на нее во время предстоящей агонии.
Если он никого не встретит, он пропал. Несколько раз ему казалось, что он видит вдали машины, роботов, людей в скафандрах, но, когда приближался, выяснялось, что это скалы. Обман зрения.
Фильм тоже пропал, никто его не увидит. Саймон плакал, щиток шлема запотел от сырости, и пришлось включить автоочистители – они замелькали перед лицом, как лапки насекомых. Кислорода на полчаса.
В дальнем просвете между скалами чернеет лес, на опушке стоит человек в скафандре. Еще один здешний мираж.
Человек пошевелился. Да нет же, настоящий! Вероятно, геологоразведчик. Саймон повернул в ту сторону. Включив динамик шлема на максимум, он кричал на бегу и размахивал руками. Только бы его заметили. Только бы не улетели без него.
В кабине было холодно, ниже нуля по Цельсию. Ивена и Лейла в больших, не по размеру, скафандрах не мерзли, хотя щитки их шлемов были подняты, и Тина не стала прибавлять температуру. Ей скафандра не хватило, но она почти не чувствовала холода.
Она дважды теряла сознание, а девочки пытались ее лечить, как учил их Стив, и сейчас ей стало немного получше, но руки по-прежнему отечные, опухшие, из ребра левой ладони до половины высунулось лезвие, втянуть его обратно никак не получается, и со зрением что-то неладно.
Вдобавок ощущение тяжести, как будто сам воздух на тебя давит – все-таки 2,5 g. Девочки страдали от этого сильнее, чем Тина. Они полулежали в креслах, кое-как пристроившись (машину заклинило в скальной развилке с порядочным креном), и старались лишний раз не двигаться.
По всей кабине белели сгустки выполнившего свое назначение амортизирующего желе. Вроде бы оно должно быть еще и съедобным, но аппетита ни у кого не было.
Если Стив до сих пор не появился, на то есть причины. Тина знала о мертвых зонах. Девочек Стив пока не обучал телепортации – для этого нужен хороший самоконтроль, иначе получится как у Поля: тот во время тренировки очутился в соседнем доме, который сносили строительные роботы, и заработал неистребимый страх перед телепортацией. Но даже если бы кто-то из них это умел, из мертвой зоны таким способом не выберешься.
За маленькими иллюминаторами справа и слева – голый неровный камень, за лобовым стеклом – внутренняя поверхность сомкнутых стальных створок. Наружные видеокамеры все еще функционируют. На одном из уцелевших обзорных экранов можно разглядеть исхлестанную ураганными ветрами тускло-розовую равнину с торчащими из земли, как рыбьи плавники из воды, невысокими прилизанными скалами, на другом – проносящиеся в сумасшедшей спешке тучи, невзрачное солнце и по соседству с ним бледный кружок луны (это, наверное, Руза).
Корпус машины подрагивал под ударами ветра. Снаружи постоянно шуршало и свистело, вселяющие тревогу звуки проникали сквозь обшивку.
– Тина, мы долго здесь проживем? – спросила Лейла.
– Около пятидесяти часов.
– Это за счет энергозапаса? Должна быть еще аварийная солнечная батарея.