Нефритовая орхидея императрицы Цыси - Юлия Алейникова

— Ясно. Спасибо, ты мне очень помогла.

— А хочешь, я приеду, офис закрою? — торопливо предложила Олечка.

— Нет, ты не успеешь, мне нужно уже идти. Я лучше охрану внизу предупрежу.

Максим дал отбой и двинулся в сторону Алисиного кабинета.

— Алиса Викторовна, это Родионов. Откройте! Откройте немедленно, или я взломаю дверь.

Тишина. Что ж, он предупреждал. На Олечкином столе Максим отыскал подходящую скрепку и в две секунды открыл замок.

Алиса сидела, поджав ноги и скорчившись на маленьком диване в углу кабинета, словно небрежно брошенная старая тряпичная кукла. Слепые глаза уткнулись в стену напротив. На появление Максима она никак не отреагировала, даже не вздрогнула.

— Алиса? — он окликнул ее негромко.

Поначалу он даже подумал, что Терехин действительно избил жену и она сидит скрючившись только потому, что не может разогнуться от боли. Но нет, обойдя диван и заглянув Алисе в лицо, он понял, что дело совсем в другом.

— Алиса? — он подвинул к дивану стул и позвал ее еще раз. — Вы меня слышите? Все ушли, пора ехать. — Он едва не сказал «пора домой», но вовремя остановился. Очевидно, дом для нее сейчас был последним местом, куда бы хотелось попасть. — Хотите, я отвезу вас к Валерии Константиновне?

Алиса едва пошевелилась. Надо ее как-то растормошить. Он с тоской взглянул на большие круглые часы над дверью. Без четверти девять. Хотелось домой, хотелось есть, хотелось посмотреть футбол.

— Алиса, давайте же, оживайте. — Он тормошил ее, пытался усадить на диване. — Жизнь вовсе не кончилась! У вас этих мужиков будет еще вагон и тележка, и в сто раз лучше вашего носатого Терехина. Уж поверьте мне.

Села, взглянула на него пустыми глазами — за ее зрачками как будто начинался бесконечный туннель в небытие.

— Да очнитесь же! Хватить из себя покойницу строить. Не вас одну мужик бросил. Подумаешь, трагедия! — Он нарочно говорил грубовато, чтобы хоть как-то вывести ее из ступора. Оставлять ее ночью одну в офисе не хотелось. Еще один изуродованный труп ему совершенно ни к чему.

— Никто меня не бросал, — не меняя выражения лица, глухо проговорила Алиса. — Я сама во всем виновата. Бабушка предупреждала.

— О чем? Какая бабушка? — Он сам не слышал, что нес. Сейчас ее надо было вовлекать в беседу.

— Моя бабушка. Она сказала, что теперь ничего не поправить. — Алиса взглянула на Максима, словно только сейчас увидела. — Что вы здесь делаете?

— Да вот за вами приехал. — Он поднялся со стула.

— Зачем? Что вам от меня нужно? — Она с испугом вскочила и одернула платье.

— Отвезти вас к Валерии Константиновне. Нельзя сидеть ночью в пустом офисном центре, это опасно. Поехали. А по пути расскажете о человеке, которой так много знает о Харбине.

2016 год

Максим стоял за спиной Терехиной и терпеливо наблюдал, как она пытается открыть дверной замок.

— Позвольте мне, — не выдержал он наконец. Ничего сейчас так не хотелось, как добраться до дома и упасть на родной диван. Но нет, он, видите ли, вынужден развозить по домам истерических девиц с разбитым сердцем.

Он отобрал у Алисы ключи и в два счета открыл оба замка.

— Вашей бабушки, похоже, все еще нет, — с разочарованием констатировал он, вслушиваясь в ватную тишину квартиры.

— Это не важно, — вяло ответила Алиса, снимая туфли.

— В таком случае мне придется подождать ее. Вам не стоит оставаться сейчас одной.

— Как хотите. Мне надо переодеться. — Она скрылась в дверном проеме.

— Вы бы меня хоть чаем напоили! — возмущенно бросил ей вслед Максим.

— Обслужите себя сами. Чувствуйте себя как дома, — раздалось откуда-то из глубины.

Надо же. Более неблагодарных девиц, чем эта пигалица Терехина, он, пожалуй, еще и не встречал. Максим заварил себе чай, поставил на поднос чашку, тарелку с бутербродами и блюдо с фруктами. Дома так дома. Поест в гостиной.

Максим с комфортом расположился на диване, включил телевизор и не спеша поужинал. Терехина не появлялась. Зато явилась кошка, худая, черная, длинноногая, с глазами-изумрудами. Она потерлась у его ног, потом запрыгнула на диван и устроилась рядом с Максом смотреть телевизор.

Тихое урчание кошки, сытый желудок и усталость сделали свое: Максим положил голову на диванную подушку и не заметил, как уснул. Разбудили его голоса и легкий смех. Он вздрогнул, смахнул с лица черный кошачий хвост и обернулся. В комнату входили нарядная Валерия Константиновна и пожилой импозантный джентльмен с аккуратной седой бородкой, в темно-синем дорогом костюме и при бабочке.

— Молодой человек! — Валерия Константиновна была удивлена, но вполне благодушна. — Что вы делаете в моей гостиной?

— Караулю вашу внучку. — Максим, наконец, уселся и попытался придать своему внешнему виду возможную опрятность.

— Герман Робертович, прошу меня извинить, но, очевидно, нам не удастся сегодня выпить кофе. — Валерия Константиновна протянула своему кавалеру тонкие изящные руки.

— Что вы, что вы, — зарокотал он в ответ. — Позвольте, я позвоню вам завтра. Если будет солнечная погода, мы могли бы прокатиться на «Метеоре» до Петергофа, — доносился из прихожей его голос.

— Итак, Максим Владимирович, я вас слушаю. Почему вдруг понадобилось охранять мою внучку? — Валерия Константиновна уже сидела в своем любимом кресле с высокой спинкой. И тени юного легкомыслия не было сейчас на ее лице.

Максим коротко изложил свои подозрения и не забыл подчеркнуть, что это всего лишь одна из версий.

— Да, — задумчиво протянула она, глядя куда-то вдаль, сквозь него, — я хорошо помню ту давнюю историю.

— Помните давнюю историю? То, что случилось в пятьдесят пятом?

— Именно. Мне было восемь, и я видела, как переполошилась мама, узнав о смерти тети Ани. Анна Григорьевна, ее убили первой. Они дружили еще с Харбина, и мама была в ужасе. А когда стало известно о смерти Надежды Андреевны и Зины, маму охватила паника. Она немедленно собрала нас с сестрой, и мы в тот же вечер уехали в Ялту. Всему дому мама сообщила, что мы уезжаем в Гагры. Мы с Верой сами до последнего не знали, куда едем. Бабушка в это время была в Москве, ездила на какой-то музыкальный конкурс со своими студентами и потом же из Москвы приехала к нам. Очень сердилась, что не смогла заехать домой в Ленинград за вещами. Но убийцу тогда так и не нашли.

— Да, я знаю. Я видел дело.

— Убийств больше не было, но потом еще долго по городу ходили слухи, что это дело рук китайца. Хотя китайские граждане от нас довольно быстро уехали. После того как на XX съезде Хрущев осудил культ личности, отношения у Советского Союза с Китаем испортились. Мама, по-моему, вздохнула с облегчением. Она тогда какое-то время даже боялась одна дома оставаться и в темноте по улицам ходить. Папа с бабушкой, помню, совершенно с ней измучились.