Карельский блицкриг - Владимир Панин

Главные потери в эти дни среди финских солдат были не столько от огня преследовавшего их противника, сколько от сильных морозов, ударивших на Карельском перешейке. После рождественских и крещенских холодов ударившие на Сретенье морозы были прощальным приветом от матушки Зимы, доставив серьезные проблемы для обеих воюющих сторон. И финны и русские несли потери от болезней, но это никоим образом не могло сказаться на общем положении дел на фронте.

Линия Маннергейма была прорвана, и на всю Финляндию обрушилась волна уныния. В ресторанах и кабачках финской столицы уже не играли веселую музыку и не крутили ставшую гимном сопротивления пластинку «Нет, Молотов!». Обыватели приготовились потуже затянуть пояса, а президент Каллио и премьер Рюти обратили свои испуганные взоры на запад, в надежде на защиту и помощь от дикого русского медведя.

Доклад маршала Маннергейма, сделанный им сразу после прорыва линии обороны перешейка, не оставлял политикам ни малейшей надежды на благополучное завершение войны. Как бы храбро ни бились финские солдаты с врагом, как бы медленно ни наступали русские войска, исход борьбы двух стран был предрешен. Капитуляция Финляндии была вопросом времени, и только вмешательство в войну третьей стороны могло избавить красавицу Суоми от позора.

– Пора господам Чемберлену и Даладье прислать в Финляндию свои войска, как это было обещано ими ранее. Пора Англии и Франции объявить войну Сталину. Одно только это заставит диктатора задуматься и остановить свои войска! – кипятился Рюти, но Маннергейм не разделял его чувства и надежды.

– Я не стал бы возлагать большие надежды на то, что объявление войны России заставит Сталина остановить свои войска. Англичане и французы объявили Гитлеру войну после того, как он напал на Польшу, и что из этого вышло? Где сейчас находятся войска союзников и что стало с Польшей? – жестко кольнул маршал премьера, и тот незамедлительно взвился.

– Вы рассуждаете так, потому что вы просто военный, а не политик! – выпалил Рюти, оскорбленный столь вопиющим невежеством военного министра. – Не все измеряется армиями и пушками, господин маршал. Это все малые винтики большой политики, у которой существуют свои законы и понятия.

– Ничего не имею против госпожи Большой политики, но объясните мне, пожалуйста, почему всю свою помощь господа Чемберлен и Даладье направляют нам через Норвегию и Швецию, а не напрямую, через Петсамо? Чем лучше норвежский порт Нарвик нашего незамерзающего порта Петсамо? Ведь отправка через Нарвик грузов только удлиняет путь их получения!

– Потому что так удобно англичанам с французами и безопаснее в случае нападения русских боевых кораблей и подлодок! Они не могут напрямую направлять нам грузы ни через Балтику, ни через Баренцево море, только через Нарвик.

– И когда они намерены начать высадку обещанного десанта в Мурманске? Я уже говорил и повторю снова, что к Благовещению русские войска будут в Хельсинки и господам союзникам уже некого будет спасать, – хмуро напомнил Маннергейм о реалиях простого дня, а не большой политики.

– Я сегодня встречался с господином Канингемом, и он назвал мне новые сроки высадки союзного десанта в Мурманске. Крайний срок этой операции двадцать первое марта, но возможно, ее начало будет перенесено на восемнадцатое марта! – воскликнул премьер, упреждая гневный упрек фельдмаршала.

– А до этого мы должны сами сдерживать русских?!

– Нет, господин Маннергейм! Наши дорогие союзники подумали и об этом. Уже отдан приказ о переброске к нам польских соединений из Франции и Англии. Пока речь идет о двух бригадах, но к середине марта их будет целый корпус, – радостно объявил Рюти, но его слова не очень обрадовали собеседника.

– И кто ими будет командовать? Кому они здесь будут подчиняться – мне или назначенному из Лондона командующему?

Вопрос Маннергейма застал премьера врасплох. Он сообщил столь важную и приятную для всех новость, и надо же было старому ворчуну так гадко и мерзко ее испортить. Нет, маршал Маннергейм ничего не понимает в политике!

Возникшую заминку попытался сгладить Каллио.

– Господин фельдмаршал, я твердо обещаю вам, что польские солдаты будут также подчиняться вашему командованию, как и остальные добровольцы, прибывшие к нам из Европы и Америки.

– Я очень на это надеюсь, господин президент, – сдержанно произнес Маннергейм и поспешил откланяться. Враг был у ворот финской столицы, и нужно было спешить.

Измотанные и понесшие крупные потери в результате боев на перешейке, войска генерала Эстермана не смогли удержать наступление Красной армии на подступах к линии дотов в районе Муолаа. Испытывая нехватку времени, сил и возможностей, они не успели создать крепкую оборону на этом рубеже до подхода соединений противника. Все их отчаянное сопротивление носило разрозненный характер. Его хватило на отражение натиска передовых сил 7-й армии, но против натиска танков и пехоты командарма Мерецкова финны оказались бессильны.

Свою роль в прорыве финских позиций сыграла и авиация противника. Словно стряхнув с себя изрядно затянувшуюся зимнюю спячку, советские летчики появились в небе над Муолаа и, несмотря на отчаянное сопротивление редких финских зенитных батарей, буквально засыпали оборону врага бомбами.

За два дня непрерывных бомбежек смертоносный град, сброшенный на землю «сталинскими соколами», смел наспех созданную оборону предполья противника. В ней возникли опасные бреши, сквозь которые неудержимым потоком хлынули советские танки и пехота. По своему количеству это были не очень крупные соединения, но и их хватило, чтобы оборона финнов была прорвана и легкие и проворные танки Т-26 вы шли на оперативный простор. Напрасно генерал Эстерман умолял Маннергейма прислать ему хотя бы немного подкреплений за счет войск с направления Ладоги или Кандалакши.

Несмотря на весь трагизм положения Армии перешейка, главнокомандующий не рискнул снять ни одного соединения из района Западной Карелии или Северной Финляндии, опасаясь, что эти действия могут привести к развалу финской обороны на этих участках фронта.

– Нет никаких гарантий того, что обнаружив переброску наших войск, противник не предпримет попытку нового наступления, которое неизвестно чем может закончиться. От этих русских можно ожидать чего угодно, в том числе и невозможного… – аргументировал свой отказ Маннергейм, и Эстерману приходилось проявлять чудеса изворотливости, дабы своими скудными резервами повторить свой декабрьский успех. Для этого определенные шансы у генерала Эстермана были. Запасной рубеж финской обороны занимал межозерное пространство, что в определенной мере ограничивало советским войскам простор для маневра, и состоял из трех линий бетонных дотов.

Также сдерживать наседающего противника финнам помогали его старые болячки в виде упрямого нежелания советского командования проводить инженерную разведку местности, по которой предстояло наступать. Два дня передовые части Красной армии пытались с ходу, малыми силами прорвать переднюю линию финских укреплений на Муолаа и каждый раз терпели неудачу, неся неоправданные потери. Только после этого находящиеся в авангарде подразделения стали выяснять точное местоположение дотов противника, передавая их координаты артиллеристам, которые расправлялись с ними радикальным образом. Отказавшись от стрельбы с закрытых позиций, они выкатили на прямую наводку свои могучие 203-миллиметровые гаубицы и принялись громить финские доты. Вскоре многие амбразуры вражеских укреплений были разрушены прямыми попаданиями в них снарядов, а находившиеся внутри солдаты пострадали от осколков снарядов и кусков упавшего внутрь бетона.