Источник - Айн Рэнд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы ведь сами, чёрт возьми, в это не верите.
— Знаю, что не верю. Но вы-то верите, не так ли? Теперь возьмём человеческое тело. Почему вам не хочется видеть его с изогнутым хвостом, с пучком страусовых перьев на кончике? Или с ушами в форме листьев аканта? Это было бы украшением, знаете ли, а то мы имеем абсолютно голое безобразие. Ну почему вам не нравится эта идея? Потому, что это было бы бесполезно и неуместно. Потому, что красота человеческого тела в том, что в нём нет ни единой мышцы, которая бы не служила своей цели, в том, что ни одна линия не пропущена, и в том, что все члены соответствуют одной идее — идее человека и человеческой жизни. Так скажите же мне, почему, когда речь идёт о здании, вы не хотите подумать, что в нём есть какой-то смысл и назначение, почему вы хотите задушить его украшениями, принести его содержание в жертву оболочке — не зная даже, почему именно такой оболочке? Вы хотите, чтобы оно выглядело как чудовищный гибрид, полученный от скрещивания ублюдков десяти разных видов, создание без внутренностей, сердца и мозгов, но в шкуре, с хвостом, когтями и перьями. Почему? Вы должны сказать мне, потому что я не способен этого понять.
— Хорошо, — сказал мистер Йенс. — Я никогда не смотрел на это с такой точки зрения. — И добавил без большой уверенности: — Но мы хотим, чтобы в нашем здании было достоинство, понимаете, и красота, которую называют настоящей красотой.
— Какой красотой? И кто называет?
— Ну-у…
— Скажите, мистер Йенс, вы действительно думаете, что греческие колонны и корзинки с фруктами прекрасны на современном административном здании из стали?
— Вряд ли я когда-нибудь задумывался, почему то или иное здание прекрасно, — признался мистер Йенс, — но, по-моему, людям нравится что-то в этом роде.
— Почему вы полагаете, что им это нравится?
— Не знаю.
— Тогда почему вас должно беспокоить, что им нравится?
— Надо считаться с людьми.
— Разве вы не знаете, что большая часть людей берёт что дают и не имеет ни о чём собственного мнения? Вы хотите руководствоваться их представлениями о том, что вам надлежит думать, или своими собственными суждениями?
— Но нельзя же силой навязывать им свои суждения.
— И не надо. Надо только набраться терпения, потому что на вашей стороне здравый смысл — о, я знаю, что такого союзника на самом деле никто себе не пожелает, — а против вас просто бессмысленная, тупая и слепая инерция.
— Почему вы решили, будто я не хочу, чтобы здравый смысл был на моей стороне?
— Не вы лично, мистер Йенс, это желание большинства людей. Они плывут по течению, просто плывут по течению, но они чувствуют себя намного уютнее, когда знают, что плывут в безобразии, тщеславии и глупости.
— А знаете, вы правы, — сказал мистер Йенс.
В завершение разговора мистер Йенс задумчиво сказал:
— Не могу сказать, что наша беседа была совсем уж бесполезной, мистер Рорк. Позвольте мне всё обдумать. Я скоро дам о себе знать.
Мистер Йенс позвонил ему неделю спустя:
— Совет директоров должен будет принять решение. Хотите рискнуть, Рорк? Сделайте чертежи и несколько предварительных эскизов. Я представлю их совету. Ничего не могу обещать, но я за вас и буду стоять на этом.
Две недели днём и ночью Рорк работал над чертежами. Они были представлены. Затем он был вызван на совет директоров компании «Йенс и Стюарт». Он стоял сбоку от длинного стола и говорил, медленно переводя взгляд с одного лица на другое. Он старался не смотреть на стол, но краем глаза всё же улавливал белое пятно своих рисунков, разложенных перед двенадцатью мужчинами. Ему задали множество вопросов. Иногда мистер Йенс вскакивал отвечать за него, колотил кулаком по столу и рычал: «Вы что, не видите? Разве это не понятно?.. Что из этого, мистер Грант? Что, если никто не строил ничего подобного?.. Готика, мистер Хаббард? Зачем нам обязательно готика?.. Я ведь могу и в отставку подать, если вы от этого проекта откажетесь!»
Рорк говорил спокойно. Здесь, в этой комнате, он единственный чувствовал уверенность в собственных словах. Он чувствовал также, что всё это безнадёжно. Двенадцать лиц, обращённых к нему, имели разное выражение, но во всех было нечто общее, не цвет и не какая-то характерная черта, а некий общий знаменатель — они казались ему не лицами, а лишь плоскими овалами из плоти. Он обращался ко всем и ни к кому. Он не ощущал ответной реакции, не чувствовал, что его слова отдаются в мембранах чужих барабанных перепонок. Его слова падали в колодец, натыкались в падении на каменные выступы, рикошетом отскакивали от них и летели дальше, вниз, в бездонную пучину.
Ему было сказано, что его известят о решении совета. Он знал это решение заранее. Получив письмо, он прочитал его равнодушно. Письмо было от мистера Йенса и начиналось словами: «Дорогой мистер Рорк, мне жаль сообщать вам, что наш совет директоров счёл невозможным поручить вам…» В жестокой, оскорбительной официальности письма слышалась мольба — мольба человека, который не мог показаться ему на глаза.
Джон Фарго начинал уличным торговцем с ручной тележкой. К пятидесяти годам он владел скромным капиталом и процветающим магазином в нижней части Шестой авеню. В течение многих лет он успешно боролся с большим магазином на другой стороне улицы, одним из многих принадлежавших некой большой семье. Прошлой осенью хозяева перевели этот магазин в новые кварталы, поближе к окраине. Они были убеждены, что центр розничной торговли в городе перемещается на север, и решили ускорить крах прежнего соседа, оставив старый магазин пустовать, чтобы он своим видом смущал былого конкурента и служил ему зловещим предостережением. В ответ Джон Фарго заявил, что построит новый магазин в том же самом месте, по соседству со старым. Самый новый и привлекательный, каких в городе ещё не видели. Он заявил, что сохранит престиж старого квартала.
Пригласив Рорка в свою контору, он не стал говорить, что должен всё обдумать, а потом принять решение. Он сказал:
— Из нас архитектор — ты. — Он сидел, положив ноги на стол, и курил трубку, выпуская слова вперемежку с клубами дыма. — Я скажу тебе, сколько мне нужно места и сколько хочу потратить. Если нужно больше — говори. Остальное решай сам. Я мало знаю о строительстве, но знающего человека узнаю с первого взгляда. Действуй.
Фарго выбрал Рорка, потому что однажды ехал мимо автостанции Гоуэна, остановился, вошёл внутрь и задал несколько вопросов. А после этого подкупил повара Хэллера, чтобы тот провёл его по дому в отсутствие хозяина. Других аргументов ему не требовалось.
В конце мая, когда рабочий стол Рорка был завален эскизами магазина Фарго, он получил ещё один заказ.
Мистер Уайтфорд Сэнборн, неожиданный заказчик, был владельцем делового центра, много лет назад построенного для него Генри Камероном. Когда мистер Сэнборн решил, что ему нужна новая загородная резиденция, он отверг предложенных женой других архитекторов. Он написал Генри Камерону. Камерон ответил письмом на десяти страницах. В трёх первых строках он заявил, что удалился от дел. Всё остальное было о Говарде Рорке. Рорк так и не узнал, что было в этом письме, — Сэнборн не показывал его, а Камерон не говорил. Но Сэнборн нанял его строить загородную резиденцию, несмотря на яростные протесты миссис Сэнборн.