Голубая звезда - Жюльетта Бенцони

Старик сидел так неподвижно, что можно было принять его за мертвеца. Странно, но что-то в нем притягивало Морозини, какое-то смутное воспоминание, связанное с этим человеком, такое далекое, что он не мог его отчетливо сформулировать. Альдо очень хотелось бы увидеть лицо старика, но с его места это было невозможно.

Аукцион продолжался. Морозини не собирался больше покупать и довольно-таки рассеянно следил за торгами, а больше смотрел на зал, который теперь гудел, как растревоженный улей. Одной из самых азартных покупателей была леди Сент-Элбенс. Молодая англичанка преобразилась до неузнаваемости: ничем не прикрытая страсть превратила ее в разъяренную фурию. Она мерилась силами с Агаханом, а предметом ее вожделения был кулон итальянской работы XVI века: огромная жемчужина «барокко» в сочетании с разноцветными каменьями. Срывающимся голосом, нервно комкая в руках перчатки, Мэри набавляла цену.

«Господи! – вздохнул про себя Морозини. – Видел я на своем веку одержимых, но чтобы до такой степени... Счастье для лорда Килренена, что его сейчас отделяют от нее два или три моря...»

Зрелище стало совсем невыносимым, когда кулон достался восточному владыке: из прекрасных серых глаз англичанки брызнули слезы ярости. Луиза Казати – сама заботливость – пыталась утереть их и шептала что-то, показывая на столик оценщика: там как раз на подушечке из черного бархата показались бриллиантовые слезки. Вздох пронесся по притихшему залу.

Морозини тоже смотрел на них как завороженный: это были два великолепных камня грушевидной формы, искрившиеся нежным, чуть розоватым сиянием. Трепет восхищения пробежал по залу, словно рябь по глади моря. Старик в углу привстал, чтобы лучше видеть, но тотчас снова сел – было заметно, что он сильно взволнован.

Теперь цены выкрикивали со всех сторон. Даже Альдо поддался азарту, впрочем, на победу он не надеялся: когда в торги вмешивался кто-то из Ротшильдов, борьба становилась слишком неравной. Загадочный старик между тем то вскакивал, то садился вновь, и Морозини понял: мэтр Лэр-Дюбрей думает, что он тоже торгуется. Причем бедный, почти нищенский вид старика, очевидно, внушал оценщику сомнения, он вдруг приостановил торг и обратился непосредственно к нему:

– Вы желаете набавить, сударь?

В наступившей тишине раздался робкий, с нотками паники, голос:

– Я? Но я не торговался...

– Как так! Вы то и дело вскакиваете, поднимаете руки, вам следовало бы знать, что одного этого жеста достаточно...

– О! Простите меня!.. Я... я просто забылся. Понимаете, я так счастлив! Мне, видите ли, давно не доводилось видеть таких чудесных камней, и я...

В зале раздались смешки. Старик обернулся, печальный, но исполненный достоинства:

– Прошу вас! Не надо смеяться!.. Это правда...

Морозини, однако, не смеялся. Потрясенный, он уставился на лицо, внезапно всплывшее из глубин дорогого его сердцу прошлого: это был Ги Бюто, его наставник, пропавший без вести во время войны. Да, это был он, но в каком же плачевном состоянии! Бледное, изборожденное глубокими морщинами лицо, длинные седые волосы, отсутствующий взгляд, в котором читалось страдание... Альдо без труда подсчитал, что этому старику было не больше пятидесяти четырех – пятидесяти пяти лет. Аукцион потерял для Морозини всякий интерес. Он с нетерпением ждал окончания торгов с одним только желанием: скорее подойти к своему другу.

Все кончилось довольно быстро: слезки достались барону Эдмонду, и публика начала расходиться, обсуждая это событие. Опасаясь столкнуться с маркизой Казати, Морозини покосился в ее сторону и тотчас успокоился: Луизе было не до него. Она утешала подругу, пережившую на аукционе танталовы муки: Мэри Сент-Элбенс так и не смогла ничего купить и теперь горько рыдала, не в силах подняться со стула. В три прыжка Альдо оказался возле старого учителя. Тот по-прежнему сидел на своем месте – видно, ждал, когда рассеется толпа. Он тоже плакал, но беззвучно. Альдо опустился на соседний стул.

– Господин Бюто, – произнес князь дрогнувшим от нежности голосом, – как я счастлив видеть вас вновь!

Он взял худые до прозрачности руки, бессильно лежавшие на коленях, в свои и крепко сжал их. Карие глаза, которые он помнил полными жизни, смотрели на него с изумлением.

– Вы узнаете меня? Я Альдо, ваш ученик...

В полных слез глазах вспыхнул наконец свет радости:

– Это действительно вы? Или мне это опять снится?..

– Не бойтесь, это я. Почему же вы не давали о себе знать? Я думал, что вас нет в живых...

– Долгое время я и сам так думал... Меня ранило в голову, и я потерял память... долгий провал в моей жизни, но теперь я выздоровел... надеюсь! Мне разрешили покинуть больницу. На мою пенсию я смог снять небольшую комнатку на улице Меле... совсем недалеко отсюда.

– Но почему же вы не поехали прямо в Венецию? Почему не вернулись к нам?

– Дело в том, что... видите ли, я не был уверен, что эта часть моей жизни существовала на самом деле... Что это не плод моего воображения. Столько всего произошло в моей голове, пока я не помнил, кто я такой и откуда! Легко сказать Венеция!.. Это так далеко... путешествие стоит дорого. А если бы вы и правда оказались моей фантазией, я не смог бы вернуться домой и...

– Домой? Ваш дом в палаццо Морозини, там ваша комната, ваша библиотека.

В этот момент к князю подошел служащий аукциона: ему следовало забрать свою покупку и расплатиться.

– Я сейчас вернусь! Подождите меня, господин Бюто, только никуда не уходите!

Морозини вернулся через несколько минут, неся под мышкой большой кожаный футляр – немного потертый, зато украшенный княжеской короной. Альдо открыл его и показал старику:

– Посмотрите! Великолепно, правда?

Бледное лицо порозовело, худая рука нерешительно потянулась погладить золотой ручеек колье.

– О да! Я заметил этот убор еще утром, когда пришел посмотреть экспозицию. Ходить сюда – моя единственная радость, потому я и поселился неподалеку. А вы купили это для вашей супруги?

– Я не женат, друг мой. Я купил это для моего клиента. Да-да, я теперь антиквар, занимаюсь старинными драгоценностями, и этим я обязан вам. Когда я был ребенком, вы сумели заразить меня вашей страстью. Но идемте, не оставаться же здесь до вечера! Нам столько нужно друг другу сказать... Идемте, я отвезу вас.

– Ко мне домой?

– Да, но я вас там не оставлю! Я слишком боюсь, что вы опять исчезнете. Мы возьмем такси, заедем на улицу Меле за вашими вещами, заплатим все, что вы должны, и отправимся к госпоже де Соммьер. Ее вы, надеюсь, помните?

На сей раз уже подлинная улыбка, даже слегка окрашенная юмором, озарила усталое лицо, темные глаза блеснули:

– Госпожу маркизу? Как же можно забыть такую незаурядную женщину?