Страж фараона - Михаил Ахманов

– Это приятно, – вдруг прошептала она. – Ты научился этому у сириянок? Мне говорили... мне рассказывали, что...

– Меруити, Меруити...

Не слушая, он целовал ее с жадностью путника, нашедшего родник среди песков пустыни. Ее ладонь скользнула по плечу Семена, поглаживая бугры мышц, задерживаясь во впадинках и путешествуя по холмам; пальцы ее казались то лепестками роз, то огненными искрами.

– Как ты силен, ваятель... Мощь твоя подобна Реке, заливающей мир в месяц фаофи... Утоли мою жажду... проложи дорогу меж моих бедер...

Она опустила руки, и платье с тихим шелестом заструилось вниз. Семен приподнял ее, лаская языком набухший розовый сосок; она казалась легкой, как пушинка, и в то же время он ощущал желанную сладкую тяжесть ее тела. Страстное нетерпение внезапно охватило его, будто он, познавший не один десяток женщин в той и в этой жизни, вновь встретился с чудом из чудес – с первым объятием любви, первым стоном, первой тайной, которую дарит юноше женская плоть.

Обняв Меруити, он начал опускать ее на ложе, но вдруг ее пальцы впились в плечи Семена, тело выгнулось, как напряженный лук, и, обжигая дыханием его ухо, она зашептала:

– Не так... не так, мой лев пустыни... ведь я – не сирийская женщина... я не должна ложиться... разве ты не знаешь? – Тихий смех, будто перезвон хрустальных колокольчиков. – Не знаешь, я вижу...

Он сел, позволив Меруити опуститься к нему колени. Та девушка, на острове Неб, – мелькнула мысль, – и остальные, арфистки и танцовщицы, которых брат приводил в их жилище, были другими. Безразличными? Вялыми? Нет, разумеется, нет; одаривая страстью, они умели наслаждаться сами. Покорными? Да, несомненно; они не выбирали поз и не настаивали на своих желаниях, всегда и во всем покоряясь мужчине. В этом была своя прелесть и свой недостаток, ибо покорность не позволяла разобраться в обычаях любви в Та-Кем – той любви, какую дарят не за серебряные кольца, а по сердечной склонности.

Впрочем, он уже нашел наставницу...

Мягкий шелк бедер Меруити под ладонями, запах ее волос, тепло и влажность лона... Внезапно она откинула голову, приподнялась над восставшей плотью, закусила губы, вскрикнула – и началось долгое, бесконечное, плавное скольжение, щека к щеке, грудь к груди; полет в нерасторжимом кольце объятий, в сумрачном воздухе, под любопытными взорами звезд, глядевших в окно. Отблеск свечи в темных ее глазах тоже казался парой лучистых звездочек, манивших и чаровавших Семена, и в этот миг казалось, что нет важней задачи – какую выбрать?.. к какой лететь?.. в какую погрузиться?.. Он не видел ничего, кроме этих сияющих огоньков, но ощущал, как трепещет тело Меруити в его руках, слышал, как ее дыхание становится все более глубоким и частым, прерываясь протяжными долгими стонами.

– О золотая Хатор! – вдруг вскрикнула она, откинувшись назад, обвивая Семена ногами, вздрагивая в конвульсиях экстаза. – Хатор, владычица! Ты привела меня в поля Иалу!

Склонив голову, Семен начал целовать ее влажные груди, и пот любви был сладок на его губах. Он долетел до звезды, до одной из двух или до обеих вместе, и сладкая истома охватила его; огромный мир с горами и равнинами, океанами и континентами стал ущельем ароматной плоти меж трепещущих холмов, и, касаясь их губами, он наслаждался их совершенством. Тут было все – мягкое и твердое, розовое, белое и золотистое, голубоватые ниточки вен, роса на цветах и плодах, и воздух над медвяным лугом и райским садом – воздух, в котором сияла улыбка Хатор.

С глубоким вздохом Меруити прижалась к нему и опустила головку на плечо. Темные пряди волос упали на грудь Семена.

– Ты хотел такой награды? Ты не жалеешь о сундуке с золотыми кольцами?

– Нет, не жалею, моя царица.

– Меруити, – поправила она. – Только Меруити, всегда Меруити! Меня называют прекрасной, великой и мудрой царицей, супругой Гора, владыки Обеих Земель, и первой из женщин в этой стране, но все имена – не мои. Не мои, ваятель Сенмен! Истинное знаешь лишь ты, как и положено провидцу. – Она слизала язычком испарину с верхней губки и улыбнулась. – Ты, наверное, знал многих женщин... сириек, кушиток, темеху и дочерей Та-Кем... Скажи, они такие же разные, как мужчины?

– Все женщины одинаковы, кроме тебя. Ты – как белый лотос среди зеленых тростников... Но почему ты спрашиваешь, Меруити?

Она снова вздохнула:

– То, что по воле Хатор происходит между мужчиной и женщиной... это таинство казалось мне прекрасным, сказочным – в давние годы, что спят под десятью слоями ила, намытого Рекой... Потом, ваятель, я стала супругой брата, чтоб укрепились наш трон и династия, и сказка исчезла. Он предпочитал мне сирийку и... – стон или всхлип вырвался из горла Меруити, – и других женщин. Иногда он приходил ко мне, но это были ночи без радости. Мрачные ночи! Почему? Я не знала других мужчин, кроме него... думала, что Хатор меня карает... Но сейчас, когда я молилась ей, она сказала: попробуй! Попробуй еще раз, и ты познаешь счастье! Она была права. – Уютно свернувшись на коленях Семена, Меруити прижалась щекой к его груди. – И вот я спрашиваю: почему? Почему один мужчина дарует радость, а другой – отчаяние? В чем тут дело? В различиях меж женщин или среди мужчин? Ты мудр, мой провидец... Так объясни же мне!

“Вечный вопрос”, – думал Семен, поглаживая ее волосы. Кто ведает дорогу соединения сердец? Только Хатор, египетская Афродита...

– Ни женщина, ни мужчина не в силах одарить радостью, – медленно произнес он. – Ни один из них, понимаешь? Только вместе... вместе и в том случае, когда их влечет друг к другу. От их влечения рождается любовь, сказка, о которой ты мечтала... – Он помолчал и добавил: – Я счастлив, что это случилось сейчас, с тобой и со мной, но я не знаю, почему супруг не подарил тебе радости. Тебе, самой желанной из женщин!

Тихий воркующий смех был ему наградой. Потом Меруити прошептала:

– Боги не послали мне сына, только дочерей... Может быть, поэтому?

– Может быть. Но если ты родишь мне дочь, моя любовь не станет меньше.

Снова тихий смех, теплое дыхание, щекочущее кожу...

– Ты многого хочешь, ваятель... А ведь теперь ты у меня в долгу! Если полученное тобой стоит ларца с золотом, – она бросила взгляд на сундуки с откинутыми крышками, на груды сверкающих сокровищ, – если ты ценишь меня дороже всех богатств Та-Кем, то в этот час ты – мой должник! И как ты думаешь рассчитаться?

– По воле твоей, моя Меруити. – Семен прижался губами к ее виску. – Назначь цену!

Она задумалась, потом заговорила, и ее голос, еще мгновеньем раньше ласковый и нежный, был тверд. Прочен, как скала, как слово, изреченное фараоном перед простертыми ниц толпами.

– Я приду к власти – скоро, скоро! – и ты об этом знаешь, мой ваятель. Я желаю разделить ее с тобой. Ты должен быть рядом, на расстоянии теба, так, чтоб уши мои слышали шепот твоих губ, чтобы твоя рука меня охраняла, а разум – направлял, ибо нужны мне опора и защита. Мне, моим дочерям и трону моего отца! Ты скажешь, как укрепить его, когда начать войну, где проложить каналы, какие земли подарить семерам, как сделать, чтоб не голодали немху и чтобы в странах Куш и Джахи не думали о мятеже. Ты сделаешь так, но это еще не все! – Она перевела дыхание, глядя на Семена мерцающими в полутьме глазами. – Я сказала, что мне нужны опора и защита, но это не все, ваятель! Еще я нуждаюсь в любви и не хочу, чтоб годы мои засыхали, как листья на пальме в бесплодных песках. Я – Та-Кем! – Ее ладошка легла меж розовых грудей. – Я – воплощение Гора, душа Ра, владычица, любимая Амоном! Если я сильна и счастлива, сила и счастье пребудут в Обеих Землях!